Сделка с профессором

Краншевская Полина

Глава 12

Эдман прожил в Камелии всего несколько дней, а уже не знал, куда спрятаться от назойливых поклонниц. Конечно, он никогда не был обделен женским вниманием и в силу природного обаяния, и в силу высокого положения в обществе, но то, что раньше доставляло удовольствие и тешило его самолюбие, теперь превратилось в неуправляемое стихийное бедствие, грозящее перерасти в катастрофу.

На уроках его раздражали адептки, томно вздыхающие и краснеющие, лишь только он вызывал одну из них отвечать. В перерывах его преследовали бонны, стараясь без конца попадаться ему на глаза и обременять бессмысленными просьбами.

Но это еще можно было переносить с каменной физиономией и ледяной вежливостью, чем Эдман и занимался, благодаря железному самообладанию и выдержке профессионального воина. Вот только обитательницы Камелии пошли дальше и умудрились превратить его жизнь в сущий кошмар, заваливая любовными записками, пропитывая духами его сорочки и платки, отданные в местную прачечную, и подливая в еду всякую мерзость, видимо, в надежде приворожить объект своего преклонения с помощью зелья какого-нибудь шарлатана. Хвала всесильному Эльвину, подобные снадобья давно ушли в прошлое, и мастеров, способных сварить нечто похожее, уже не осталось.

В назначенное время Эдман чудом оторвался от преследования обожательниц и укрылся в кладовке, надеясь хоть здесь немного передохнуть. Беатрис опаздывала, но это нисколько не взволновало Эдмана. Он уже убедился, что на нее можно положиться. На последнем уроке манологии у выпускниц она очень его выручила, объяснив и показав одноклассницам, что именно они должны делать с накопителями для передачи маны.

– Простите, профессор, – протараторила Беатрис, влетая в кладовку и с трудом восстанавливая сбившееся дыхание. – Я немного задержалась.

– Ничего, – отозвался он, запирая дверь. – Выкладывай. Что-нибудь удалось узнать?

Адептка наконец пришла в себя и сказала:

– Ничего такого я не выяснила. Хельга говорит, что Виктория ничем особенным не выделялась среди остальных. Разве что ее время от времени задерживал после своего урока господин Лавинас. И еще дайна Монд любила ее вызывать к себе.

– Лавинас и Монд? – Эдман с задумчивым видом потер подбородок, но ощутив под пальцами бородку, тут же убрал руку. Отец и дед приучили его бриться до скрипа, а после долгой военной службы эта привычка настолько срослась с личностью, что любая растительность на лице раздражала невыносимо, но Вилмор все равно настоял на бороде и усах.

– Что можешь о них сказать? Что связывало Викторию с этими преподавателями? – спросил Эдман.

– Точно не знаю, – ответила Беатрис. – Господин Лавинас частенько задерживает кого-нибудь из адепток после уроков. Обычно выбирает одну девушку из класса и просит помочь с картами и пособиями. У нас этим последка Фиби занимается.

– Последка? – удивился Эдман. – Кто это?

– Это Фибиан Эфрад.

– Это я как раз понял, – улыбнулся он. – Неясно кто такая «последка».

Беатрис немного смутилась и никак не могла сообразить, можно ли посвящать профессора в тонкости той градации, что существовала среди адепток. Других преподавателей подобные вещи не волновали.

– Последка – это ученица с самым маленьким резервуаром маны в классе, – все же решилась пояснить она. – Фиби может накопить не более двухсот пятнадцати единиц. Среди выпускниц она такая одна, у других резервуар больше.

– И что? – нахмурился Эдман, все еще не понимая, к чему клонит ученица.

– Это считается у нас позорным, – ответила

она, в полной уверенности, что так и должно быть. – Последки всегда выполняют грязную работу в дортуаре, занимают худшие места в столовой, спят в самом холодном углу. Да много чего еще.

– Вот значит как, – протянул Эдман с откровенной неприязнью.

Он вспомнил, как учился в академии, а потом служил в армии, и везде сталкивался с подобным отношением. Тех максисов, что могли преобразовывать меньше двухсот двадцати единиц маны, считали «никчемышами» и всячески третировали. Но когда он встал во главе своего первого отряда, быстро понял, что вовсе не способности к магии определяют честь и доблесть бойцов, а внутренние убеждения и качества самого человека. И вплоть до судьбоносного ранения он боролся с подобным заблуждением хотя бы в рядах тех воинов, которыми командовал.

– Вы еще что-то хотите узнать? – вырвала его из воспоминаний Сонар.

Он заметил, что адептка торопится, и постарался сосредоточиться на деле.

– Так, с Лавинасом понятно. А что насчет Монд? Зачем она могла звать к себе Викторию?

Беатрис помрачнела.

– Мало ли зачем? Дайна Монд любит обременять выпускниц разными заданиями.

– Какими, например?

– Сварить для нее какое-нибудь зелье на знахарстве, – принялась перечислять Сонар, с каждым словом все больше раздражаясь. – Сделать сложную прическу, если одной не управиться. Или вот платье вышить по нужному эскизу за короткое время.

В ее огромных, голубых глазах блеснули слезы, она тут же отвела взгляд и спрятала руки за спину.

– Покажи ладони, – приказал Эдман, уже догадываясь, что увидит. Но Сонар только головой мотнула, упрямо сжав челюсти. – Ну же!

Адептка обожгла его угрюмым взглядом из-под темных бровей и выставила вперед руки. Эдман увидел исколотые пальцы, сплошь покрытые фиолетовыми точками мелких ранок.

– Демон ее задери! – выругался он и, шепнув исцеляющее заклятие, провел по тонким пальчикам Сонар своей широкой ладонью. Нежные девичьи руки тут же преобразились, а от следов неустанного рукоделия ничего не осталось. – Так-то лучше.

– Спасибо, – вздохнула она и прижала к груди свои многострадальные ладошки. – Но я еще не доделала вышивку, поэтому зря вы на меня ману потратили.

– Когда ты должна отдать Монд работу? – спросил Эдман.

– В седьмик, – с ошарашенным видом отозвалась Сонар, не понимая интереса профессора.

– Найдешь меня после богослужения, и я снова залечу руки.

На этот раз адептка просияла, и ее бледное лицо озарила счастливая искренняя улыбка, сделавшая Сонар удивительно миловидной. И это преображение внезапно отозвалось теплом в душе Эдмана.

– Спасибо! – выдохнула она, с воодушевлением глядя на него.

– Не стоит благодарности, – не сдержал он ответную улыбку.

– Мне пора бежать. Могу я еще чем-то вам помочь?

 – Если больше про Викторию ничего не знаешь, то пока это все.

Сонар немного помолчала, а потом с задумчивым видом произнесла:

– Хельга еще что-то невнятное говорила про патронессу. Будто бы та странным образом выделяла Викторию среди остальных учениц, но в чем это выражалось, не смогла объяснить. А еще господин Жуль изводил ее своими придирками, но он обычно всегда так делает, и Творф вовсе в этом отношении не исключение.