Седьмая чаша
Шрифт:
Когда все расселись, Харснет обвел присутствующих серьезным взглядом.
– Сегодня, – заговорил он, – нам предстоит квалифицировать смерть Роджера Эллиарда. Ясно, что это убийство, но кто совершил его? Я вызываю Джека Барака.
Он задал Бараку несколько вопросов относительно следов на снегу, которые тот обнаружил на месте убийства.
– Следы вели сначала к фонтану, а потом – в обратном направлении, – рассказал Барак. – Идя к фонтану, убийца нес что-то тяжелое, а возвращался уже налегке. Снег быстро таял, но
Харснет буравил свидетеля взглядом.
– Обычный человек не может пронести бессознательное тело так далеко, как вы утверждаете.
– Может, если он обладает недюжинной силой и дьявольской решимостью.
– Насколько мне известно, вы служили у лорда Кромвеля?
Интересно, подумалось мне, откуда Харснет об этом узнал?
– Это так. Я работал на него до того, как стал клерком в адвокатской конторе.
– В качестве кого?
– В качестве кого угодно, – радостно сообщил Барак. – Выполнял все, что прикажет хозяин.
– Садитесь, – холодно обронил Харснет.
Легкомысленный ответ Барака ему явно пришелся не по душе. Коронер Броун, сидевший рядом, глупо ухмыльнулся. Он вообще не принимал участия в разговоре, и его присутствие на слушаниях, очевидно, являлось простой формальностью.
Дали показания двое студентов, а после них – я. Мы рассказали о времени и обстоятельствах обнаружения тела. Харснет вызвал казначея Роуленда. На вопрос о душевном состоянии Роджера он четко и внятно ответил, что тот был жизнелюбивым, бодрым человеком, который пользовался уважением среди коллег, имел множество друзей и ни с кем не враждовал.
– И все же один враг у него был, – заметил Харснет, – жестокий и умный. Убийство было спланировано с огромным терпением и хитростью.
Я с уважением посмотрел на помощника королевского коронера. Этот человек явно обладал незаурядным умом.
– Кто-то ненавидел Роджера Эллиарда, – подвел он итог и повернулся к Роуленду. – Что с поверенным, который написал письмо мастеру Эллиарду?
– Это мифическая фигура, сэр. Никто не знает клерка с таким необычным именем, как Нантвик. Я наводил справки во всех судебных корпорациях. Кроме меня, этим никто не озаботился, – добавил он, бросив красноречивый взгляд на Броуна.
Харснет неодобрительно посмотрел на Роуленда, но своенравный старик оставался тверд и даже не отвел взгляда.
– Могу я позволить себе напомнить суду об одном обстоятельстве? – спросил Гай, поднявшись со своего места.
– Да, – прорычал Харснет.
Меня удивила злость, прозвучавшая в его голосе. Я понимал: свидетели, которые высказываются по собственному усмотрению, могут раздражать, но обстоятельство, на которое обратил внимание Роуленд, было немаловажным, да и Гай, несомненно, собирался говорить не о пустяках.
– Сэр, даже для опытного врача было бы сложно рассчитать правильную дозу наркотика. Этот человек наверняка
– Вполне возможно, – кивнул Харснет, – но, к сожалению, это не позволяет нам продвинуться ни на шаг вперед. Когда речь идет о жестокой мести, как в нашем случае, налицо должен быть подозреваемый, а я не вижу ни одного. Учитывая то, что из-за пасхальных праздников расследование началось с запозданием, не думаю, что убийцу удастся быстро изловить.
Мои глаза расширились от удивления. Коронер не имел права занимать столь откровенно пораженческую позицию. При этом я чувствовал, что, произнося эти слова, Харснет испытывал неловкость. Броун снова ухмыльнулся – так, будто он ожидал подобного оборота дел.
– Мы должны быть реалистами, – продолжал Харснет. – Я предвижу, что вердикт будет гласить: «Убийство, совершенное одним или группой неизвестных», и подозреваю, что они так и останутся неизвестными.
Я был потрясен. Оказывалось вопиющее давление на жюри присяжных, но никто из молодых барристеров не осмелился произнести ни слова.
И тут я услышал шорох юбок. Дороти встала со своего места и стояла, глядя на помощника королевского коронера.
– Вы не предоставили мне слова, сэр, но если кто-то здесь и имеет на то право, то это я. Я любой ценой увижу, как схватят убийцу моего мужа, и уверена, что это непременно произойдет. Благодаря помощи наших верных друзей.
Она дрожала всем телом, щеки раскраснелись, но голос оставался чистым и резал воздух, словно острый нож. Произнеся последние слова, она повернулась ко мне. Я поддержал ее энергичным кивком, и она опустилась на скамью.
Я ожидал взрыва негодования со стороны Харснета, но он просто сидел, сжав губы в узкую полоску. Его лицо побагровело. Броун усмехался. Замешательство вышестоящего чиновника явно забавляло его. Мне хотелось встать и стереть эту ухмылку с жабьего лица коронера. Наконец Харснет заговорил:
– Учитывая то, что миссис Эллиард находится в расстроенных чувствах, я не стану выносить ей порицания. Скажу лишь одно: для вынесения вердикта жюри необходимы дополнительные свидетельства и улики. Поэтому сегодня я не буду настаивать на вынесении вердикта. Дело остается открытым, а я тем временем проведу самостоятельное расследование…
Я вскочил на ноги.
– В обход жюри присяжных? Разве это допустимо, сэр?
– Коронер имеет право проводить собственное расследование в тех случаях, когда считает это необходимым. Это тот самый случай. Присяжные – юристы, каковым являлся и погибший. Чем меньше эмоций и чем больше здравого смысла будет в расследовании, тем лучше для дела, а это возможно лишь в том случае, если я буду действовать в одиночку. Сядьте.
Я сел, но не сводил взгляда с Харснета.
– А теперь слушайте внимательно и накрепко запомните то, что я сейчас скажу.