Седьмая жена инквизитора
Шрифт:
Впрочем, нет. Кое-что я все-таки смог сказать:
— Потрясающе! — одобрил я, окончательно убедившись в том, что выгляжу полным дурачком. Кайя рассмеялась, спустившись ко мне, и закружилась, давая рассмотреть платье, похожее одновременно на облако и метель из хрупких перьев — потом она остановилась, замерла, такая растерянная, нежная и юная, такая весенняя среди зимы, и спросила:
— Нравится?
— Очень нравится, — искренне ответил я и вдруг неожиданно для самого себя выпалил: — Давай ты наденешь что-то такое на нашу свадьбу?
Кайя вопросительно подняла бровь, словно не поняла, что я имею
Но мне было хорошо. Мне было правильно.
— Мы ведь уже женаты, разве ты забыл? — спросила она. Я помог ей надеть пальто, мы вышли из дома, и я ответил:
— Не забыл. Но у нас с тобой должен быть не брак отчаяния по договору, а настоящая свадьба. Чтобы мы все начали заново, когда…
В груди снова шевельнулась тревога, но я задавил ее усилием воли. Мститель не знает о живь-траве, он готовится нанести удар — и скоро я его возьму с поличным.
А пока нас ждал бал. Угощение, танцы и то веселье, о котором мечтают все девушки.
Линдмарки жили буквально через четыре дома от меня, но идти туда пешком означало нагло нарушить все светские нормы и правила. Выходя из экипажа и протянув Кайе руку, я заметил едва различимые сиреневые искры над ее правым плечом.
Мои внутренности будто покрылись ледяной глазурью. Смертный бросок был выпущен и достиг цели. Пройдет совсем немного времени, и Кайя, повинуясь его власти, будет вынуждена атаковать, примерно так же, как было с Песнью Призыва.
Я знал, что все будет хорошо, что уже сегодня вечером мститель будет разоблачен и передан моим коллегам — но холод, который меня охватил при виде искр, не отступал. Кайя заметила что-то в моем лице, потому что спросила, когда мы пошли к дверям Линдмарков:
— Что-то случилось?
— Ничего, — ответил я, вложив в ответ все свое спокойствие. — Все в порядке. Давай развлекаться и танцевать.
Линдмарки, старинная семья банкиров, жили ярко, богато и никогда не экономили на своих праздниках. Все, что могло дать королевство — роскошная мебель, изысканная еда, напитки по баснословным ценам — все было сегодня на балу. Если бы сюда попал Евтей, то он точно не знал бы, с чего начать.
Отведать перепелиных яиц с черной икрой?
Взять бокал шипучего южного вина?
Оторвать ножку у фазана, начиненного соловьиными язычками?
Или разъяснить огромную елку, украшенную удивительно тонкими игрушками ручной работы?
Или замереть, рассматривая оркестр на балконе, который уже вскинул смычки, готовясь играть?
Кайя смотрела на все с детским восторгом, словно вдруг сделалась ребенком, который неожиданно попал в сказку, о которой мог только мечтать. Я познакомил ее с хозяевами дома, невольно заметив, что матушка Кайи не только твердила о том, какое благородное и древнее семейство Аберкромби, но и сделала все, чтобы в нужной ситуации ее дочери не оплошали. Движения Кайи были полны достоинства и легкости, улыбка — светла. Когда обмен приветствиями и любезностями был окончен, то госпожа Линдмарк поинтересовалась:
— Курт, дорогой мой, есть ли у вас надежда?
К искрам над плечом Кайи прибавились еще две. Я улыбнулся, стараясь сохранять максимально беспечный вид, и ответил:
— Сейчас я в этом не сомневаюсь. Уверен, что совсем скоро все кончится.
— Знали бы
Насчет скромного дома она, конечно, кокетничала: когда-то здесь жили князья Станунци, и дом имел все основания для того, чтобы именоваться дворцом. Мы с Кайей пошли в сторону бального зала — гости бросали в нашу сторону заинтересованные взгляды, всем хотелось взглянуть на новую несчастную жену Багрового Первоцвета. Кайя с восторгом озиралась по сторонам — на мгновение мне показалось, что она готова взлететь от того счастья, которое поселилось в ее душе.
Не осталось ничего плохого. Ни мстителя, ни летунниц, ни проклятий — были только улыбки, свет бесчисленных ламп, твердая гладь паркета под ногами и музыка, которая окутывала невесомой пеленой и заставляла отрываться от земли.
Возможно, в этом восторге и была любовь.
— Давай танцевать, — произнес я и протянул Кайе руку.
Глава 26
Кайя
Я и мечтать не могла о том, что когда-нибудь окажусь на самом настоящем балу. Не на празднике, который больше похож на семейные посиделки, куда обычно нашу семью приглашали такие же обедневшие дворяне, как Аберкромби, а на чем-то сказочном, удивительном.
Дамы были похожи на античных богинь, а девушки на фей. От тончайших запахов дорогих духов начинала мягко кружиться голова, музыка заставляла невольно подниматься на носочки, а столы, накрытые для гостей, предлагали те блюда, о которых я только читала в журналах. Бал звенел и плыл, бал наполнял душу восторгом, и сейчас, когда я плыла по волнам чуда, не обещанного, но сбывшегося, мне трудно было даже представить, что в мире существует зло, что мститель готовится нанести удар, что черные бабочки раскрывают крылья в груди Курта.
Я мешала летуннице. Она испытывала тот страх, который охватывает любое существо, что собирается спрятаться — страх разоблачения. Значит, меня надо было устранить, значит, Курту надо было подсунуть другую жену, чтобы Багровый Первоцвет жил дальше и мучился.
Но сейчас, когда Курт протянул мне руку, приглашая танцевать, все это вдруг сделалось маленьким и незначительным. В мире была только я, человек, который мне дорог, и музыка, которая опустила невесомые руки на наши плечи.
Родители потратили значительную сумму, чтобы научить нас танцевать, и сейчас мама мной гордилась бы. Музыка поплыла над бальным залом, и Курт плавно повел меня в вальсе. Туфли едва касались пола, рука Курта лежала на моей спине, обжигая кожу сквозь воздушную ткань платья, и мы кружились, словно снежинки в метели.
Душа наполнялась восторгом и любовью. Я не знала, что будет дальше — да и кто бы мог знать? Но сейчас у меня был танец, музыка, тепло и сила, которыми веяло от Курта, и желание двигаться вот так — вместе, неуловимо и легко, не расставаясь.
Была ли это любовь, о которой мечтают все девушки? Я не знала. Но я не сомневалась в том, что хочу остаться с этим человеком сегодня и навсегда. Хочу, чтобы он и дальше держал меня за руку и смотрел в глаза так, словно в этом мире больше ничего не имело значения, кроме того, что мы сейчас вместе.