Седьмая жена инквизитора
Шрифт:
Курт улыбнулся. Прикоснулся губами к моему виску, и я вспомнила, как мы целовались под омелой. В груди словно проснулся ручеек, бойкий и певучий — настолько светло и радостно стало на душе.
— Мы победили, правда? — спросила я, прекрасно зная, каким будет ответ. Да, мы победили. Проклятие Багрового Первоцвета совсем скоро рассыплется в прах.
— Я с трудом в это верю, — признался Курт и вдруг рассмеялся так весело и светло, словно вдруг стал совсем юным, стал тем, кем был до инквизиции, Анжелины и проклятий, до того, как схоронил шестерых жен и привык к жизни без надежды. —
— Курт Освобожденный? — предложила я. — Или Курт Счастливый?
— Впрочем, зачем мне прозвище? Я все равно собирался уйти из инквизиции. Денег у меня достаточно, всегда смогу заработать частными консультациями. Но ты права, — он улыбнулся, вздохнул и, привлекая меня к себе, согласился: — Курт Счастливый как раз то, что нужно.
У него были сильные руки, а от тела веяло жаром, и я осталась бы в его объятиях на всю жизнь. А потом будто бы ниоткуда проступил венок из омелы и остролиста и закружился над нами, и мы целовались так, словно в мире не было никого, кроме нас. Словно в мире больше ничего не имело значения.
Курт
Человека, который заменил собой моего дворецкого, звали Филиппом. Филипп Керн-Холли — когда мне сказали его имя, то я, к удивлению своему, ничего не почувствовал. Словно когда его вывели из дома, во мне что-то вспыхнуло и сгорело, а зимний ветер подул и вынес прочь всю гарь и грязь.
Его осудили через пару дней после ареста и казнили через неделю. Мы с Кайей не пошли смотреть на это, хотя нас и приглашали. Седьмая жена Багрового Первоцвета вообще привлекла всеобщее внимание после того, что случилось на балу у Линдмарков, а наша история теперь была похожа на приключенческий роман. Да и как могло быть иначе: отважная законопослушная ведьма не испугалась своего супруга-инквизитора и вместо того, чтобы оплакивать свою судьбу, решила искать спасение — такое только в книгах прочитаешь.
И мы нашли наше спасение. Вдвоем.
Да, я не видел, как казнили Филиппа — просто вдруг, сидя за столом в своем кабинете и разбирая бумаги, которые надо было передать в инквизиционный департамент перед увольнением, почувствовал, как в груди что-то шевельнулось. Уши наполнил беззвучный вопль, исполненный безнадежного отчаяния, и развеялся.
Филиппа не стало — и умерла летунница, которую он подсадил мне во время казни дочери. Летунница, которая размножалась, убивая моих несчастных жен.
Я прикоснулся к груди и неожиданно подумал, что Филипп теперь должен быть счастлив. Куда бы он ни ушел, в какие глубины ада ни спустился бы, он встретил там Анжелину и свою жену. Встретил и наконец-то понял, что его долгий путь с войны окончен.
Мне стало грустно — но лишь на минуту.
Через два дня я получил увольнение и расчет, а к Кайе пришли из “Ежедневного зеркала” с просьбой об интервью для статьи. Когда редактор рассказал о том, что хочет, Кайя с надеждой посмотрела в мою сторону и уверенно сказала:
— Я хотела бы сама написать эту статью. Скажем так, из первых рук, без искажений. Мог бы получиться целый цикл, приключений у нас вышло много.
Я
Редактор озадаченно нахмурился.
— А вы уже пробовали писать? — поинтересовался он. Кайя с достоинством кивнула и, зайдя в свой новый кабинет, который я велел переоборудовать для ее работы вместо одной из гостевых комнат, принесла большую белую папку с газетными вырезками.
— Вот, это мои статьи, — объяснила она, протянув папку редактору. — Я много писала в школьную газету и всегда хотела заниматься журналистикой. Взгляните сами!
Некоторое время редактор перелистывал вырезки, вчитывался в некоторые статьи, а потом довольно заявил:
— Что ж, кажется, я нашел еще одного журналиста! Приступайте к работе, госпожа Лансеберг, первую статью жду от вас после нового года. На каникулах много читают, если будет отклик, то и правда закажу вам цикл статей о вашей истории.
Кайя с достоинством улыбнулась, поблагодарила, а когда редактор ушел, то она радостно закричала, подпрыгнула и бросилась мне на шею. Я обнял ее и сказал:
— Ну вот! Еще одна мечта сбылась!
— Сбылась, — голос моей седьмой жены дрогнул, и я подумал, что она сейчас расплачется от счастья. В ее глазах и правда сверкнула влага. — Теперь все должно быть хорошо.
Но главный сюрприз ждал Кайю впереди.
Мы говорили о том, чтобы устроить настоящую свадьбу, а не заключение договора, но не уточняли ни дату, ни список гостей, а после казни Филиппа я вообще не заговаривал об этом. И вот накануне нового года, когда мы завтракали, а на кухне Эмма уже начинала готовить праздничный ужин, в двери постучали. Новый дворецкий зашел в столовую и сообщил:
— Милорд, миледи, там большая посылка из магазина. И еще человек, который назвался парикмахером и сказал, что его вызывали.
Кайя удивленно посмотрела на меня. Я улыбнулся и ответил на ее незаданный вопрос:
— Свадьба. Сегодня. Настоящая, как мы и хотели. Гостям я отправил птичек перед завтраком, все соберутся ровно в полдень.
Кайя хотела было что-то сказать, но лишь улыбнулась. Потом она ахнула и воскликнула:
— Ох, а как же туфли? А прическа?
— Парикмахер уже здесь, миледи, — напомнил дворецкий. Кайя тотчас же забыла про завтрак и торопливо вышла из столовой. Я взялся за яичницу с беконом и грибами, услышав краем уха, как в гостиной зазвенели голоса и зашелестела бумага. Потом Кайя негромко ахнула, и я довольно кивнул: значит, присланное платье ей понравилось.
Я отправил птичек в семью Аберкромби ровно в десять — времени было впритык, чтобы собраться и приехать в Синие пески. Сделай я это хоть на час раньше, не сомневаюсь: моя теща потребовала бы от меня денег на наряды и на свадебные подарки. Когда в половине двенадцатого в дверь позвонили, и пришла семья Кайи, то госпожа Аберкромби заметила с кокетливой светской укоризной:
— Дорогой мой, ну как же так! Такая спешка, а мы не успели обновить костюмы, и свадебные подарки для вас не собраны! Хоть бы вам написать нам позавчера! Или вчера!