Седьмая жена инквизитора
Шрифт:
— Тебе и дальше жить с этим, — отец Анжелины мотнул головой в сторону Кайи. — А мне уже нечего терять. Я лишился дочери и отомстил за нее.
— Тебя казнят, — я улыбнулся, и улыбка придала мне сил. — Тебя казнят, и летунница сдохнет. Она всегда сдыхает, если уходит тот, кто ее подсадил.
Лже-Уильям улыбнулся в ответ.
— Пусть так. Я исполнил свой долг.
Стукнула, открываясь, дверь, и в комнате сразу же стало людно: ворвался целый отряд, за инквизиторами вошли слуги, и я услышал вопль кота:
— Пустите меня! Пустите! Я ему всю морду поганую изорву! Да не хватай ты меня
Лже-Уильяма подняли со стула — я вскинул руку, давая знак обождать.
— Ты должен увидеть кое-что еще, — произнес я. — Твоя дочь обещала, что сила истинной любви разрушит проклятие. Сила истинной любви отменяет смерть.
“Ты проиграл, старик”, — подумал я, но не сказал об этом вслух. Просто пересел на край кровати, склонился к Кайе и поцеловал ее в губы.
Кто-то, кажется, Эмма, забормотал молитву. Кто-то всхлипнул. Кот продолжал выбиваться из чужих рук, но на этот раз требовал, чтобы его выпустили, а то ему ничего не видно. Вкус живь-травы разлился по моим губам, и в далекой глубине я услышал биение сердца.
Чары разрушались и зимний ветер развеивал их по миру. Среди мороза и снегов вдруг проступил тонкий запах цветущих вишен, послышалось бойкое журчание ручьев, пролегли лучи весеннего солнца.
Тот, кто до этого никогда не слышал моих слов, наконец-то внял мне и ответил, что всегда был здесь, со мной.
Кайя шевельнулась и открыла глаза.
Глава 28
Кайя
Была ведь зима? И мы с Куртом отправились на праздник, посвященный Белиране, вот и платье на мне то самое, которое я надела. Кажется, мы танцевали, кажется, откуда-то над нашими головами возник венок из омелы, и Курт поцеловал меня… Была зима, я твердо это помнила — но откуда среди зимы мог взяться невесомый аромат вишен и тепло солнца на щеках? Откуда среди снегов, метелей и морозов могла вдруг возникнуть весна — настоящая, живая?
Я ведь тоже была жива. Тьма и беззвучие, в которых я кружила, отступили в тот момент, когда я поняла, что Курт по-прежнему меня целует — нежно, трепетно, словно потерянную и обретенную возлюбленную.
Я открыла глаза — Курт отстранился от меня, ободряюще улыбнулся, словно хотел сказать, что все наконец-то стало хорошо. Нет, это не бальный зал, в который мы входили — это моя комната в доме Курта.
А народу-то в ней! Целый отряд инквизиции, вооруженный до зубов — от офицеров так и веяло тяжелой, подавляющей магией, у меня даже голова заныла. На запястьях дворецкого Уильяма застегнули наручники, и я увидела, что Манфред выглядывает из-за спин с опасливым видом. Когда наручники защелкнулись, оборотень с одобрением качнул головой.
— Так тебе и надо, вредитель! — пробормотал он и на всякий случай отступил в коридор, чтобы и его не загребли за компанию.
Значит, это был Уильям… На мгновение мне сделалось так холодно, словно я рухнула в прорубь с головой.
— Пустите! Пустите меня! — Евтей запрыгнул на кровать, отпихнул от меня Курта и принялся бодаться, мурчать и урчать, всем своим видом показывая, как он счастлив. — Вот как! Вот как все хорошо! Живая! Я тебе свой шарик отдам, только ты смотри, больше не вздумай! Сейчас оклемайся и творога
— Вот и сила истинной любви, — Курт улыбнулся, но он был бледен, и было видно, что разоблачение мстителя далось ему нелегко. Он волновался за меня, он так много пережил за эти часы моей фальшивой смерти…
Мы победили. Его план сработал — мститель был разоблачен, а значит, скоро от летунницы в груди моего мужа по отчаянию не останется и следа. Когда знают создателя порчи, то могут ее уничтожить: Курту осталось потерпеть совсем немного.
Потом мы спокойно будем жить дальше, я напишу книгу о нашем приключении, как и собиралась — неужели наконец-то можно вздохнуть с облегчением и встречать новый год, зная, что в следующем и во многих новых годах у нас все будет хорошо?
Наш брак отчаяния станет самым обычным браком. Кажется, совсем недавно я думала о таких вот редких случаях и предположить не могла, что и со мной такое случится.
Но… мстителем был Уильям? Нет, поверить невозможно. Я вновь замерла от накатившей волны холода — дворецкий смотрел на меня без ненависти, с какой-то глухой печалью. В нем была лишь тоска и тьма. Его путь подошел к концу, и он ни капли не жалел о том, что прошел его. Ему не жаль было ни Курта, ни шестерых погибших девушек — сейчас, когда я смотрела на Уильяма, он казался мне настоящим воплощением зла.
Теперь уже не надо было притворяться. За привычным обликом старого дворецкого проступило чудовище — очень темный, очень опытный маг, переполненный ненавистью и желанием отомстить. У меня шевельнулись волосы на голове, когда Уильям позволил мне заглянуть под его маску: я увидела бескрайнюю степь, черных бабочек, которые облаками кружили над травой и молодого колдуна, который поймал несколько, чтобы показать дочери — его обожаемая юная волшебница обожала такие чудесные вещи.
И потом он мстил Курту за ее смерть на костре. Умирающая Анжелина выкрикнула свое проклятие, и отец понял, что должен делать дальше.
— Да, — кивнул Уильям, отвечая на все вопросы, которые я могла бы задать. — Да, это именно я запускал в вас заклинания, миледи. Сегодня вам следовало умереть от его руки, как и моей дочери.
То, что он говорил привычным спокойным тоном старого дворецкого, было таким жутким, что мне хотелось зажмуриться. Закрыть глаза и больше никогда не видеть этого страшного и несчастного в своем отчаянии человека.
Курт махнул коллегам, Уильяма вывели, и на какое-то время в комнате воцарилась радостная суета. Эмма принесла чай, кот свернулся у меня на коленях с таким видом, словно собирался лежать так вечно, а Манфред даже пальцем погрозил:
— Вы, миледи, это, вы не это! Больше чтоб никогда такого! Я ж так перепугался, чуть не полинял весь!
Наконец, чай был выпит, Евтей заснул, довольно взмуркивая во сне, а Курт закрыл дверь и устало вытянулся рядом со мной поверх одеяла — теперь обычного, похоронный покров с меня сняли сразу же, как только Уильяма увели. Я сжала его руку, пока еще не в силах поверить, что все закончилось. Все во мне кричало и звенело — хотелось выбежать в ночь и закричать на весь город о том, что мы теперь свободны, что больше никто не умрет, что у нас будет огромная жизнь…