Седьмое чувство. Дилогия
Шрифт:
От компании отделился самый молодой из рудокопов и преградил монаху дорогу. Это был высокий, широкоплечий парень, у которого недоставало передних зубов. От него несло пивом, вареным луком и давно не стираным бельем.
– Куда направился, папаша?
– Не думаю, что ты мог бы быть моим сыном, - осторожно ответил Клемент, стараясь обойти стороной эту громадину.
– Я ненамного старше тебя.
– Да, я ошибся!
– с чувством сказал рудокоп.
– Ты не можешь быть вообще ничьим папашей!
– Как угодно.
– Клемент призвал все свое спокойствие, чтобы не размозжить глиняный кувшин об голову этого наглеца. Его останавливал только тот факт, что Мирра наверху дожидается этого молока, и что у рудокопа как минимум пятеро друзей, и они, не колеблясь, оставят от него мокрое место.
– Все вы - бабы в юбках, - презрительно сказал парень.
– Как бы вы не назывались. Позор! И ваш Святой Мартин тоже был натуральной бабой, чтобы про него не сочиняли.
Этого говорить не стоило. Одно дело издеваться непосредственно над самим монахом, и совсем другое дело затрагивать его веру. Всерьез связываться с орденом Света никому не хотелось, это могло плохо закончиться, как для забияк, так и для хозяина трактира. В зале сразу притихли.
– А что?
– продолжал буянить молодой дурак.
– Есть же истории, как этого Мартина его же ученики использовали для удовлетворения…
Больше он ничего не успел сказать, потому что Клемент молниеносно выхватил из-под стола свободный табурет и треснул им его по голове. Рудокоп ахнул и оглушенный упал на пол.
– Да очистит Свет от дурных мыслей твой затуманенный разум, - сказал Клемент, возвращая табурет на место.
– Свет и покой вам, братья мои.
– Он произнес эту фразу с легким кивком и поспешно покинул зал.
Его никто не задерживал. Посетители трактира понимали, что дело закончиться дракой - все к тому шло, но они никак не предполагали, что лежать на полу останется рудокоп, а не монах. Это было несколько неожиданно. Меньше всего это предполагал сам рудокопом, со стоном начавший подниматься с земли. Друзья подняли его, усадили обратно за стол и налили полную кружку пива. Быстро протрезвевший он взялся за пиво, с хмурым видом посматривая на остальных. О неприятном инциденте быстро забыли или, по крайней мере, попытались это сделать.
В это время Клемент открыл дверь отведенной им комнаты и обнаружил, что Мирра без всякого стеснения роется в его сумке.
– Что это значит?
– Я захотела взять одеяло, и вдруг увидела здесь столько интересного, - оправдывающимся тоном сказала она.
– Ты ничего не брала?
– Нет, только смотрела.
– Больше так не делай, это дурной тон. Если надо, попроси и я сам покажу. Я же не роюсь в твоих вещах.
– А у меня нет никаких вещей.
– Думаю,
Его тон, был более резок, чем обычно и девочка испуганно отшатнулась от монаха.
Клементу стало совестно за то, что он на нее накричал. Он молча протянул ей молоко и скромно сел на краешек кровати.
– А кружки где?
– спросила Мирра.
– Пей так, прямо из носика, - он кашлянул в кулак.
– Я не хотел на тебя кричать. Просто основательно повздорил кое с кем внизу и теперь немного не в себе. Это мне не к лицу. Я скоро успокоюсь.
– Правда?
– Мирра восторженно уставилась на монаха.
– Да, - он неуверенно посмотрел на нее.
– А что в этом странного? Гнев мне, в общем-то, несвойственен.
– Я не об этом, - Мирра отмахнулась от его слов.
– Неужели ты подрался? А я думала, что монахи не умеют драться.
– Я не дрался, а… Откуда такая кровожадность?
– удивился Клемент.
– Зря я вообще тебе об этом сказал.
– В этом ничего нет плохо. Мои папа говорил, что мужчины должны драться. Иначе как узнать, кто прав в споре?
– Это не метод выяснять кто прав, а кто - нет.
– Мой старший брат тоже не любил драться, - вздохнула Мирра.
– У тебя есть брат?
– Нет, уже нет. Его убили, когда я была маленькой. Бандиты подстерегли Дина ночью и зарезали. Это из-за денег.
– Прими мои соболезнования.
– Да я и не помню его совсем, - пожала плечами девочками.
– Нет, мне его, конечно, жалко, но не так уж сильно. Но может, если бы он умел драться, этого бы не случилось, и он продержался бы до появления стражи. Было бы очень грустно, если бы на тебя тоже напали бандиты.
– Они не тронут монаха, - сказал Клемент очень не уверенным голосом.
– В городе, по крайней мере.
Он разломил хлеб и протянул половину девочке.
– Ешь и ложись спать. Завтра встаем с первыми лучами солнца.
– Рано… - вздохнула она, но, почувствовав на себе его строгий взгляд, решила не перечить.
Клемент по-новому взглянул на их комнату и, расправившись со своей порцией ужина, расстелил на полу одеяло, поближе к двери.
– Что ты делаешь?
– удивленно спросила Мирра.
– Готовлю себе постель.
– Но здесь же есть кровать.
– На ней поместиться только один человек. И это будешь ты. А мое место здесь, на полу. Я привычный.
Клемент подождал, пока она доест, и задул свечу. Он повернулся к кровати спиной, прислушиваясь к тому, как Мирра укладывается, борясь с непокорным одеялом. Наконец, девочка угомонилась, и он смог спокойно закрыть глаза. На досках лежать было не очень то удобно, но он так устал, что даже кровать, наполненная камнями, показалась бы ему сносным ложем.