Седьмое чувство. Дилогия
Шрифт:
Совершенно случайно он натолкнулся на ореховое дерево и собрал под ним два десятка орехов, которые еще не успели растащить птицы.
– Хоть что-то… проворчал он, распихивая орехи по карманам рясы.
– Надо поскорее выходить из леса к людям, а то мы умрем с голода. Плохой из меня добытчик.
Когда он вернулся, то увидел, что девочка спокойно сидит под деревом, где он ее оставил и держит в руках молодого зайца. Он еще не успел полностью сменить летний мех на зимний, и вид у него был теперь весьма странный.
– Откуда он у тебя?
– Поймала, - ответила девочка.
– Он был какой-то совсем непуганый. Наверное, никогда не видел людей. А у тебя что?
– Я нашел воду и замечательные орехи, - сказал Клемент, выкладывая их на сумку.
– Очень питательные. Давай сюда своего зайца. Ты, молодец - поймала такого знатного зверя.
– Ты же не сделаешь ему больно?
– глухо спросила девочка, не спеша расставаться со своей добычей.
– Позволь узнать, а для чего ты его поймала? Чтобы съесть, я полагаю. Мы сейчас разведем костер, согреемся и поджарим его.
– Съесть и сделать больно - это разные вещи.
– Да, я уже понял, - кивнул Клемент, поражаясь детской логике. Он протянул к животному руку и беря нож.
– Я не буду его мучить, обещаю.
– Обещания мало. Поклянись самым дорогим, что у тебя есть.
– Клянусь путем, ведущим меня к Свету, да не свернуть мне с него никогда. Для монаха это очень страшная клятва. А теперь Мирра, отправляйся за хворостом для костра. Лучше всего принеси каких-нибудь еловых или сосновых веток - они прекрасно горят и дают мало дыма.
– Знаю, знаю, - проворчала Мирра, стараясь не смотреть на свою добычу.
– Он очень милый, этот зайчик, но… Выбора ни у него, ни у нас нет. Зажарь его всего, чтобы ничего не пропало. Я так проголодалась, что смогу съесть его целиком.
– Хорошо. Только не уходи очень далеко. И не возвращайся раньше, чем через полчаса, - сказал монах. Он прикинул, сколько времени ему понадобиться на то, чтобы освежевать и выпотрошить животное.
– И возьми с собой вот это.
– Он протянул ей запасной нож.
– На всякий случай.
Девочка взяла его и заткнула за пояс. Провожая взглядом ее худую фигурку, Клемент подумал: "Странная девочка. Дочь ремесленника, но с легкостью поймала зайца. Повезло, наверное. А может, после вынужденной голодовки в ней заговорила кровь предков, промышлявших охотой. Ей жалко животное, у нее добрая душа, но она на редкость практичная. Даже странно, что из шкуры еще и обувь не попросила сделать. Я бы не удивился".
Мирра спустилась с пригорка и принялась собирать ветки. В голове у нее крутился один и тот же вопрос: "Догадается ли этот монах сшить из заячьей шкуры хоть что-нибудь, что можно было бы обуть? Пускай хоть подошвы на веревочках".
Положенные полчаса пролетели быстро, и она
– Ты как раз вовремя!
– Клемент с гордостью показал ей насажанную на импровизированный вертел тушку.
– Вот дрова!
– она кинула хворост в кучу и отошла на несколько шагов.
– Я хотела спросить…
– О чем?
– Монах принялся за разжигание огня.
– У тебя же осталась шкура зайца? Ее совсем немного, но…- она посмотрела на свои ноги, оценивая их размер.
– Нет, ничего не выйдет. Во-первых, на выделку шкуры понадобиться много времени, а я все равно не умею этого делать, а во-вторых, у меня не получилось снять ее целиком.
– А что ты вообще умеешь!
– буркнула Мирра и демонстративно отвернулась.
– Много вещей… Например, сменить тебе повязку и проводить к родным в Плеск.
– Я и сама могу прекрасно дойти туда. Одна.
– Не советую, - серьезно сказал монах.
– Девочка, путешествующая без сопровождающих, рискует навлечь на себя крупные неприятности. Разве родители не предупреждали тебя об этом? На дороге могут повстречаться бандиты или отвергнутые миром и людьми одиночки. Незнакомцев следует остерегаться.
– Действительно, а если они нам повстречаются, что ты будешь делать?
– с интересом спросила девочка.
– Молиться? И я тебе совсем не знаю, для меня ты и есть незнакомец. Откуда мне знать, что ты замышляешь? Заманил меня в лес…
– Тебе известно мое имя, - невозмутимо ответил Клемент.
– А это уже очень много.
– Он кашлянул. Ему была неприятна сама мысль, что его могли заподозрить в чем-то подобном.
– Кроме всего прочего, я монах.
– Мужчина, как бы напоминая, показал на рукав своей рясы.
– Будто бы это что-то меняет, - демонстративно фыркнула Мирра.
– Раньше я считала, что все монахи - это хорошие люди, но сейчас мне так не кажется.
– Но разве я тебя чем-то обидел?
– Не о тебе речь… Будто бы не понимаешь,- ее плечи поникли и предательски задрожали.
– Мирра… ты опять плачешь?
В ответ донеслись плохо сдерживаемые всхлипы.
– Если бы я мог тебе помочь…- Клемент понятия не имел, как найти нужные слова, чтобы упокоить ее.
– Знаешь, мои родители тоже умерли. И тогда мне было меньше лет, чем теперь тебе. Но боль от утраты ушла, и сейчас со мною только добрые светлые воспоминания. Я знаю, что они были хорошими людьми и это наполняет теплом мое сердце.
– Мне так плохо, больно вот здесь, - она постучала себя по груди.
– Это некогда не кончиться. Мне нечем дышать.
– Тут ее взгляд упал на окровавленную тушку зайца, и она зарыдала еще сильнее.