Седьмое чувство. Дилогия
Шрифт:
Клемент преодолевая свою нелюбовь к прикосновениям, обнял ее за плечи.
– Ну же… Не плачь. Все образуется. Пока я жил в монастыре, то усвоил одну важную истину: чтобы не случилось с другими людьми - оно не касаться лично тебя. И наоборот: то что происходит с тобой - не имеет никакого отношения к ним. Твоя боль - только твоя, и ее не поделишься. Поэтому если тебе не больно физически, прекращая плакать.
– Ты говоришь какие-то глупости, - сказала Мирра, размазывая по щекам слезы.
– Я плачу оттого, что мне плохо. У меня
– Я-то понимаю, но мне же надо как-то отвлечь тебя от грустных мыслей? Уверен, пища настроит тебя на нужный лад.
– Он неловко погладил ее по голове и вернулся к костру.
Мирра еще некоторое время недвижимо сидела, глядя в одну точку, а потом достала нож и принялась лущить орехи, принесенные Клементом. Жизнь продолжалась.
Когда заяц был готов, они расправились с ним в мгновение ока. Никто не обратил внимания, что мясо было не соленным и с одной стороны подгорело. Клемент большую часть тушки отдал девочке, посчитав, что ему, привычному к долгим постам голод не повредит, а ребенку нужно хорошо питаться. Жареный заяц, в самом деле, оказал чудодейственное влияние на Мирру. Ее лицо порозовело, глаза заблестели. Да и настроение заметно улучшилось.
– Люди, в массе своей - примитивные существа, - сказал Клемент, запивая жесткое горелое мясо водой.
– Они недалеко ушли от животных. Самое лучшее, что есть в человеке - душа, но он так мало заботится о ней.
– А на что похожа душа?
– спросила девочка, грызя орехи.
– Трудный вопрос. Никто точно не знает. Этого не знал даже Святой Мартин. Ты ведь слышала о Святом Мартине?
– Да, - важно кивнула она.
– Это такой могущественный бог, нет - пророк, о котором вспоминал мой отец, когда у него что-то не ладилось.
– Боюсь, что в твоем образовании большие пробелы, но за эти три дня я постараюсь восполнить некоторые из них.
– А чем ты занимался в монастыре?
– Всего понемногу… Но в основном иллюстрировал книги. Рисовал в них такие маленькие разноцветные картинки, размером где-то с твою ладонь.
– Я тоже умею рисовать, - похвасталась Мирра.
– Я бы тебе показала, но все рисунки остались дома. А нам, правда, нельзя вернуться обратно? Я имею в виду не сейчас, а хотя бы потом?
– Город сильно изменился, - сказал Клемент, - но не исключено, что он снова станет таким как прежде, как во времена моего детства. Но не думаю, что это произойдет в ближайшем будущем.
– В Плеске мне будут не рады.
– Почему?
– Зачем им лишний рот?
– она философски пожала плечами.
– Возможно, они вообще не захотят оставлять меня у себя, а отправят еще к кому-нибудь. К дальним-предальним родственникам. Лучше бы мне было остаться с родителями.
– Я отведу тебя в Плеск к тетке, хочешь ты этого или нет. Это мой долг и я обязан исполнить волю твоих…
– Ну, так пошли, - нахмурилась она.
– От зайца только косточки остались, чего
– А как же твои ноги? Ты же устала.
– Какая тебе разница? У меня же будут болеть, а не у тебя.
– Мирра с каменным выражением лица сделал несколько шагов.
– Не туда. Нам в другую сторону, - сказал Клемент, тщательно затаптывая костер.
– Я рассчитываю к вечеру выйти к тракту и купить нам новую одежду на постоялом дворе.
– А чем плохо мое платье?
– Оно женское.
– А разве бывают мужские платья?
– возразила Мирра.
– Нам нужно переодеться, чтобы сбить с толку преследователей. Поэтому я стану крестьянином, а ты его сыном.
– Я - мальчишкой? Никогда!
– Как категорично… Но выбора у тебя все равно нет.
– Ты меня обстрижешь?- испуганно спросила девочка.
– Надо бы, но не стану. Купим тебе какую-нибудь шляпу и спрячем волосы под нее.
– А почему крестьянин не может путешествовать с дочерью?
– Потому что это нелогично. Мальчиков берут в помощники, когда отправляются на заработки, а девочек нет.
– А если у него одна единственная дочь?
– О, благой Свет! Тебе настолько этого не хочется?
– Да, не хочется.
– Ты упрямая.
– Я все равно не смогу вести себя как мальчишка и меня сразу же раскусят.
– Ладно, будем считать, то ты меня уговорила. А что ты скажешь о, - Клемент похлопал по своему не слишком толстому кошельку, - накидке с капюшоном? Мне не нравятся твои голые руки. У тебя же совсем нет одежды, а все идет к тому, что с каждым днем будет только холоднее.
– Да, это хорошая идея, - кивнула девочка.
– Можно я выберу цвет сама?
– Как тебе будет угодно. Но только не красный. Мы будем привлекать слишком много внимания.
– Она обязательно должна быть теплой и мягкой. Почему ты улыбаешься?
– Да так… Раньше я всегда перед едой молился, а в этот раз не успел. Мысль о молитве заглушило чувство голода.
– Я никогда не понимала монахов, хотя они мне всегда нравились. Это так красиво, когда мужчины носят одинаковую одежду. Тебе идет ряса.
– Спасибо, - ответил сбитый с толку Клемент, не зная как реагировать на подобное заявление.
– Но меня меньше всего беспокоит, как я выгляжу. Монаха волнует тело, а не душа.
– Душа есть не просит, - ответила Мирра, и погрустнела, вспомнив недавний обед. От него не осталось ни кусочка.
Они продолжали разговаривать, постепенно сворачивая в сторону трактата проходящего близ Плеска. Село, куда они направлялись, не могло похвастать размерами, оно было небольшое и в нем жило около тысячи человек. Но Плеск был довольно зажиточен. Фактически в каждом хозяйстве, кроме приличного надела пахотной земли и сада была лошадь и корова, а то и две-три. Клементу хотелось думать, что Мирре будет хорошо у своей тетки. Было бы обидно, если это сообразительное, доброе создание, попадет в дурные руки.