Седьмое чувство. Дилогия
Шрифт:
Если бы Рем прямо сейчас вложил ему в руку нож и попросил убить Пелеса, что бы я сделал? Когда разговариваешь сам с собой, нужно быть откровенным… Да, надо было воспользоваться шансом и спасти монастырь. Всего одним движением я мог предотвратить последующий кошмар.
Все, что Рем написал в своей записке - исполнилось. Монахи стали тюремщиками. Даже я. Если, действуя в целях самозащиты, ты отнимаешь жизнь у опасного животного, то это не убийство. А Пелес именно животное. Помесь медведя-людоеда, змеи и стервятника.
Благой Свет, и откуда у меня такие нечестивые мысли?
Я думал, что знаю людей,
Что имеет начало, имеет и конец… Оно не вечно, а значит, является иллюзией. Странные мысли, словно чужие, словно кто-то другой думает за меня… Да, настоящее только то, что было всегда, что неизменно. А мы приходим и уходим, мы тоже иллюзия. Слабая тень, отбрасываемая тем, чего никогда не существовало.
Я снова и снова вспоминаю пустые глаза братьев, и меня бросает в дрожь. Мне повезло, что я не разделил их участь. Эта коварная змея - Пелес, открыл западню, в которую все они попали. Это он виновен в убийстве Патрика. Только он один. Но как орден мог допустить, чтобы на такую ответственную должность назначили этого мерзкого человека?
Определенно, это нельзя пускать на самотек. Чем быстрее о бесчинствах Пелеса узнает магистр ордена, тем лучше. Как только я отдам Мирру в руки ее родственников, то со спокойным сердцем отправлюсь в Вернсток, прямиком в Вечный Храм. Там на него живо найдут управу. Его будет ждать суд и наказание соизмеримое творимым бесчинствам.
Да, жаль не видно звезд на небе, без них так трудно заснуть. Из окна моей кельи всегда были видны несколько звезд, словно чьи-то глаза смотрели на меня с ночных небес.
Кстати о глазах… Вон там, то и дело мелькают желтые огоньки. Неужели волки? Ходят кругами, присматриваются, вернее принюхиваются… Но почему-то мысль о возможном нападении волков, меня пугает и будоражит меньше, чем воспоминание об оставленном монастыре и узниках в подвале. Монастырь совсем рядом, мы углубились в лес едва ли на километр. Нет, даже меньше.
В монастырском дворе остались два земляных холма, под которыми покоятся дорогие моему сердцу люди - Бариус и Рем. Патрика тоже жаль… Он погиб ужасной мучительной смертью.
Хватит! Что толку думать о покойниках? Теперь мое внимание нужно живым, тем более что пока есть память, они останутся со мной навсегда. И даже если меня не станет, они все равно будут со мной. Ведь в этом мире ничего не исчезает бесследно.
Моя вера в Свет непоколебима. Я живу с мыслями о нем, я следую туда, куда он ведет меня. Долой пустые бездумные молитвы! Святой Мартин учил, что частица Света находиться в нашем сердце и если вокруг беспроглядный мрак, надо остановиться на мгновение и послушать его тихий шепот. Сердце никогда не молчит.
Иногда, когда я допоздна засиживался в библиотеке, мне казалось, что я слышу обещанный шепот. Такой таинственный, манящий, обещающий поведать правду об этом мире, сулящий истинное знание. Я силился разобрать слова, но стоило мне начать прислушиваться,
Братья рассказывали, что во время ночных молитв в дымке ламп им мерещились танцующие обнаженные девы. Я тоже видел их - два или три раза. Тогда мне едва исполнилось четырнадцать. По совету наставника я разделся до нижнего белья, и трижды оббежал вокруг монастыря. Это было в разгаре зимы, снег стоял по колено и эту пробежку я запомнил надолго.
Больше проблем с девами из дыма у меня не было. Как только вокруг меня начинали возникать туманные видения, не дающие заснуть, я вспоминал тот снег, и они тут же пропадали, не успев оформиться, как следует. Видения хорошо прогоняет тяжелая до изнеможения работа и самобичевание. И если первый способ мне был хорошо знаком, то с последним я предпочитал не связываться.
Конечно, женщины вызывали у меня понятный интерес, но монашество и обычная жизнь - вещи несовместимые. Я должен быть чист душой, а если мне придется завести семью, то я навсегда погрязну в житейских проблемах. Ежели мужчина в состоянии прожить без женщины, значит общение с ней - это излишество, коего нужно всячески избегать. Целомудрие и еще раз целомудрие.
По крайней мере, в свои двадцать восемь мне принять это проще, чем в шестнадцать.
Готов поспорить, Святой Мартин, до того как его озарило, не был таким уж бестелесным существом. Крамольная мысль, но зато здравая… Он же не попал в монахи как я, прямо с сиротской скамьи. Говорят, у него была семья. Не знаю, насколько этому можно верить, но даже лучше, если это именно так. Святой Мартин - это живой человек, а не восковая кукла или аляповатый рисунок.
Утром мне предстоит общение с одной юной особой противоположного пола, и я совершенно не знаю как себя с ней вести и что говорить. Я не умею обращаться с детьми, тем более девочка недавно пережила глубокую душевную травму. Мой долг требует, чтобы я нашел для нее слова утешения, иначе какой из меня последователь Света, но что я скажу Мирре?
Тяжелая задача. А что, если у нее действительно будет истерика? Она ею уже угрожала.
Смирение, смирение, смирение… Смирение - удел сильных.
Скоро рассвет, а мне все еще не хочется спать. Если бы не этот проклятый холод, пробирающий до костей, я бы давно заснул. Нельзя даже вытянуться в полный рост, чтобы дать телу как следует отдохнуть, а это значит, что утром я буду разбит.
Хорошо бы занять мысли чем-нибудь нейтральным, чтобы не болела голова. Закрыть глаза и, не обращая внимания на желтые пары огоньков, появляющихся то тут, то там, представить себе летнее звездное небо…
Клемент повернулся на другой бок, потер затекшее плечо и открыл глаза. Наступило утро. Монах был добросовестно по самый подбородок укрыт одеялом, девочки же рядом с ним не было.
– Мирра!
– Он вскочил.
– Что?
– еловая лапа приподнялась, и виновница беспокойства преспокойно уселась в ногах монаха.
– Ты где была?
– строго спросил Клемент, но быстро спохватился.
– Впрочем, не отвечай. Это не мое дело. Но в следующий раз, когда тебе нужно будет отлучиться, предупреждай меня.