Седьмое небо

ГЛАВА 1.

Остров.

***

– Два 'эл' влево, два 'эл' вправо и треугольный кружок.

Бенжи выставил вперёд руки, на ощупь повернул и нажал, что требуется, руки его провалились куда-то в пустоту, и сам он рухнул следом. Маленькие морфы засмеялись.

– Ничего смешного!
– обиделся где-то внизу андроид.
– Хорошо вот так вот сидеть и наблюдать сверху, как

мучается беззащитная дефективная машина!

– Это кто это тут у нас дефективная машина?

Дверь была открыта, но, даже будь она закрыта, Ая бы всё равно так или иначе увидела бы двух маленьких рыжих морфов. Они сидели на подоконнике, ногами на улицу, окно было открыто, и далеко внизу, под окном, барахтался попавший в параллель Бенжи.

Увидев Аю, морфы спрыгнули с подоконника в холл, подбежали к ней и повисли на её коленках.

– Он сам, он сам!
– наперебой загалдели они.
– Мы даже не помогали!

Большой белый дом стоял на самом краю каменистой вересковой пустоши, переходящей в высокий обрыв.

Это была северная оконечность одного из Фолклендских островов - острова Каркасс, берег холодного Атлантического океана, берег пингвинов. Некогда - заповедник. Здесь - как, впрочем, и во многих других местах - давно уже не было ни небоскрёбов, ни транспорта, ни толпы.

Солнце вставало по утрам над далёкими зелёными фьордами, вытравливая в белое проплывающие по ним туманы, и привыкшие к чужому вниманию пингвины с рассветом собирались у столовых и кричали дурными голосами, выпрашивая у людей и морфов подачки.

В то утро Ае стукнуло тридцать. К этому времени прошло уже лет десять, как они с Бенжи жили здесь, то ли нянчась с морфами, то ли наблюдая, как морфы нянчатся с ними самими. Маленькие всемогущие существа, так похожие на человеческих малышей, уже много лет заменяли Ае её собственных нерождённых детей.

– Это не реализация, это примитивный плохой суррогат!
– сказал Бенжи, входя в двери по-человечески.
– И хотел я вовсе не этого!

– А чего?

– Видеть.

Маленькие морфы, повисшие на Аиных коленках, перестали улыбаться. Бенжи прошёл мимо них, подмигнул Ае и поставил на стол плошку с крупной жёлтой морошкой.

– Это стояло внизу, - сказал он.
– Только я не видел, кто его принёс.

Один из морфов шевельнулся было в его сторону, но андроид поспешно замахал руками и выставил у него перед носом указательный палец:

– Нет, нет и нет! Никаких наведённых воспоминаний! Если так пойдёт и дальше, я просто превращусь в чью-то внешнюю память. Моё есть моё, а чужое есть чужое, даже если это чужое большое и содержательное.

Морфы переглянулись и хихикнули.

– Это принёс весёлый человек, которого зовут Революция, - часто моргая, сказал один из них.
– Сегодня утром.

Он качнул кучерявой рыжей головкой, и маленькая плошка на столе превратилась в большую прозрачную вазу.

Морошка, оказавшаяся на её дне, вспучилась, как закипающее молоко, и заполнила её собой до самых краёв.

– Что-то зачастил Революция в наши края, - усмехнулся андроид.

***

Революция был человеком.

Не морфом, не реализатом, а обычным двадцатипятилетним парнем. На Каркассе он появился ровно четыре года назад, в ноябре, в день своего совершеннолетия - худой, долговязый, с гривой дредлоков на голове и пирсингом в нижней губе. И звали его тогда Друджи Радецкий.

Остров встретил его радушно, - точно так же радушно, как встречал остальных приезжих. Конечно, он был постарше, чем съезжающиеся на Каркасс маленькие реализаты, и не очень годился в учителя, как живущие на острове взрослые, но одно то, что у него никогда не было страха перед всемогущими, делало его почти что одним из них.

По приезду он поселился на южном берегу Каркасса, - отчасти из-за того, что там собирались по вечерам ходячие детские корпуса, а отчасти из-за того, что именно там летом всходило и заходило солнце.

В первое своё лето на острове Революция занимался тем, что строил себе баркас. Никакой денежной системы в коммуне реализатов по-прежнему не было, как не было и собственности. На яблонях росли яблоки, в тощем лесу в центре острова - грибы и черника, а чайки и альбатросы исправно лепились у воды и несли яйца с сентября почти по самый апрель.

Революция ни у кого ничего не просил. С материка он привёз с собой большой, видавший виды брезентовый рюкзак с инструментами и кучей чертежей и целыми днями пилил и строгал, почти не обращая внимания на собирающихся вокруг него морфов.

Когда Ая впервые наткнулась на этот импровизированный театр человеческого упорства, то первой посетившей её мыслью была мысль о продуманности и преднамеренности всего этого действа. Глядя на распевающего боевые песни племени маори весёлого человека со спутанными волосами и зелёными наколками сосен на широкой спине, морфы счастливо смеялись и подсовывали ему точные копии вырезанных накануне деталей будущего корабля.

Деревьев на острове было не так много, однако к концу февраля Революция умудрился собрать деревянный остов своей лодки целиком - большой, двенадцатиметровый, с плотно подогнанными один к одному изогнутыми шпангоутами, и занялся его обшивкой.

Именно тогда, в феврале, Ая впервые столкнулась с ним нос к носу. В одну туманную и холодную февральскую ночь на южный берег Каркасса выбросилась касатка.

Первым несчастного зверя нашёл Революция.

Знание об этом вошло в Аю во сне. Касатка лежала большой тёмной грудой на тёмном берегу, и её чёрная лоснящаяся спина с каждым судорожным вдохом грузно вздымалась. Ещё не открывая глаз, Ая увидела и её, и бегающего вокруг неё человека. Человек громко скрипел по-касаточьи что-то почти неразборчивое и размахивал смешной маленькой кастрюлей.