Седьмой прыжок с кульбитом
Шрифт:
— Ага, — возмутилась баронесса. — Не слишком ли просто у тебя выходит? Речь идет не о компенсации, а о моей репутации!
— Ни капельки ваша репутация не пострадает.
Продолжая гнуть свою линию, я слегка придавил ее в смысле убеждения. А что, авторитета во мне стало хоть отбавляй, «пусть тяжесть благородная вскипает как волна». А она пусть думает о хорошем.
Антон хмыкнул, а я продолжил:
— Короче говоря, вы просто не знали. И не собирались присваивать песню, верно? Скажете, что услышали ее в России. А мы скажем, что услышали по радио.
—
Ишь ты, как вошла вкус! По примеру Антона, вместо вилки она применила столовую ложку и кусок хлеба. А что, отказываться от сметанной подливы было бы глупо. Парень тоже не забывал кушать, вкусно и неторопливо.
Один я работал оратором:
— Послушайте, все очень просто, а сказки обман. Вместо «слова и музыка народные» на лейбле потом напишут имена и фамилии авторов. Если это «потом» наступит. Но это так, теория.
— А практика — критерий истины.
Упорствования баронессы мне надоели, я даже мысленно рукой взмахнул. Антон меня поддержал, и мы резко усилили нажим:
— Будьте уверены, фрау Мария! До этого не дойдет.
Кроме этого я добавил мощный посыл: «Прочь печаль! Даже мысленно, на уровне эгрегоров, надо поддерживать позитивные процессы. И поменьше общайтесь с людьми, которые подрывают вашу веру в себя».
— Хорошо, — покладисто кивнула она.
Вообще-то вмешиваться в сознание других людей — грех. И в навязанных поступках нет ничего хорошего. От этого портится карма, а линии судьбы путаются. Бабушка Мухия утверждает, что любое волевое воздействие опасно для всех участников процесса. Якобы колесо Сансары, делая очередной оборот, может замереть не на том же самом месте, откуда началось движение. Естественно, что нас давно уже не будет на этом свете, но мир все равно ощутит дисгармонию. А откат догонит нас в другой, следующей жизни. Как ни банально, но ничто на земле не проходит бесследно.
И самое страшное: какими бы добрыми намерениями ментальное насилие не прикрывалось, это всё-таки зло. Однако я уже столько наделал плохих поступков во благо, что может и эта мелочь мне простится? В любом проекте может проявиться сопутствующий ущерб, такова жизнь. В конце концов, химера совести молчит, что означает: чувство вины не пришло. Значит, делаем всё правильно.
Не успели мы с Антоном пожать друг другу руки, как баронесса удивила, элегантно прикуривая:
— Ты знаешь, кто такой Лев Лещенко?
— Конечно, — кивнул Антон. — Показывали по телевизору.
— И как ты к нему относишься?
— Хм… Эстрадный певец, лауреат различных конкурсов. Восходящая звезда, — парень задумался, и я добавил инфы в строку: — Работает солистом Гостелерадио СССР, где иногда исполняет арии из опер. Молодой, но уже известный. До недавнего времени служил в театре оперетты.
— Ах, вот оно что, — прошептала она. — Теперь понятно.
— Что понятно? — Антону как раз было непонятно.
— Восходящая звезда! Таких обязательно кто-то продвигает. Когда в министерстве советской культуры я просила прислать ваш оркестр для записи
— Конечно, трудно спорить. Не мой кумир, но талант, — согласился Антон. — Недавно с Большим симфоническим оркестром он исполнил ораторию Родиона Щедрина «Ленин в сердце народном». Говорят, спел ярко и броско.
Мария хмыкнула:
— А мне принесли другую ораторию — магнитофонную запись песни «Не плачь, девчонка». Прослушав два раза, я отказалась от него.
— Почему?
— А как он будет исполнять «Ду Хаст»? Нет, моему симфоническому оркестру стиль оперетты не подходит!
Что ж, логично.
Хотя попробовать все-таки стоило. То есть записать на германском телевидении концерт для истории. Я представил себе Льва Лещенко на сцене в косухе, с гитарой наперевес, рычащего «ду хаст мищ», и беззвучно затрясся. Антон закрылся салфеткой с видом, будто кашляет, а на самом деле маскируя хрюканье.
— А Муслима Магомаева вам не предлагали?
На вопрос со скрытой подколкой она ответила вполне серьезно:
— Почему не предлагали? Очень даже предлагали. Только где я со своим обычным студенческим оркестром, и где божественный Магомаев, весь в белом? Смешно сравнивать, не по Сеньке шапка.
Показав высоту полета звездного певца и свою позицию а окопе, баронесса продолжила: — Но в самом начале, еще до Лещенко, в кремлевских кабинетах мне стали навязывать… впихивать…
— Навяливать, — подсказал я.
— Да, хорошее слово. Надо будет запомнить. Сначала мне стали навяливать Иосифа Кобзона. Я захотела с ним переговорить, назначила дату. Но не случилось, он сам отпал — у этого артиста образовались какие-то срочные неотложные дела.
Мария замолчала. Пауза возникла не специально — она наливала очередную рюмку.
— Если говорить о разносторонних личностях, — задумчиво произнес я для Антона, — то Кобзон личность, тут к бабушке не ходи.
— Думаешь?
— Посуди сам: спортсмен, известный боксер, чемпион Украины. Лауреат разных конкурсов. В будущем депутат, живая легенда и смелый человек. Почетный гражданин трех десятков городов. Простой факт: после армии Кобзон устроился на работу в бомбоубежище. Не знаю, как называлась та должность, но там он протирал противогазы спиртом. Представляешь, какие нервы надо иметь человеку, ежедневно переживающему атомную бомбардировку? Неважно, что всего лишь в воображении.
— Да уж… Может, таким образом устанавливают тотальный контроль?
— То есть?
— Что, если с помощью боксера Кобзона хотели усилить безопасность Марии, чтобы бдеть, так сказать, на пределе возможностей?
— Насчет стальных яиц ты понял неожиданно, — хмыкнул я. — Хотя еще один факт тебе скажет о многом: в святые девяностые на Кобзона работал генерал армии Чебриков, бывший председатель КГБ.
— Интересно, а кем может работать генерал армии?
— Личным охранником.
Некоторое время Антон переваривал инфу.