Седьмой прыжок с кульбитом
Шрифт:
— Что-то я не догоняю: какой охранник из председателя КГБ? Что Кобзон хотел этим сказать?
— Наверно, хотел напугать всех до усрачки.
— Выходит, певец завербовал Чебрикова с самого начала? — озадаченно пробормотал парень. — И подобрал генерала, когда чекистов разогнали? Силен, бродяга.
Общая пауза затягивалась. Проявляя нетерпение, Антон поднял взгляд на баронессу:
— Вы говорили, что у Кобзона образовались дела, и…?
Мария встрепенулась:
— И мы остановились на Юрии Антонове.
— Теперь еще и Антонов? — оторопел парень.
—
По каким правилам идет отбор? Географический принцип явно нарушен, ведь Лещенко с Кобзоном ростовчанами не являются. Антонов, хоть и не узбек, но родом из Ташкента. А за Муслима Магомаева, подлинного уроженца Баку, речи вообще не может быть! Или я чего-то не понимаю, или в кремлевских коридорах царит жесткий топографический кретинизм.
Дорогие читатели, по многочисленным просьбам трудящихся я вернулся. Не здоровый, но живой. Прошу прощения. А вот вам желаю здоровья и мирного неба над головой.
В тексте исправлены многие слова и запятые, некоторые главы изменены, и также добавлены новые главы: 11, 25, 26.
Глава 27
Глава двадцать седьмая, в которой хорошо быть девушкой в розовом пальто. Можно и не в розовом, но уже не то!
Дирижерша щелкнула крышкой зажигалки.
— Зачем я тебе это говорю?
— Вот именно, зачем? — заерзал Антон.
Вместе с ним качнуло и меня: да-да, очень интересно.
— Потому что Влад был против, когда я решила открыть все карты.
— Так-так, — мысленно пробормотал я интонациями Коли Уварова. — Я медленно снимаю с себя всё лишнее… Только не безразличие.
И завеса тайны начала подниматься.
— В кремлевских коридорах мне шепнули по секрету, что очень скоро многое изменится, — она понизила голос до инсайдерского шепота. — Новая оттепель и всё такое. Железный занавес приподнимется, то есть выезд за границу станет проще. Не только в смысле эмиграции, лимиты на туристические поездки тоже отменят.
— Пляжи Болгарии станут доступны для всех? — хмыкнул Антон мысленно. — Дайте две!
— … А это означает, что я могу позвать тебя в Германию, учиться по студенческому обмену! На Западе обмен — обычное дело. А почему нам нет? Английский язык у тебя на высоте. А там глядишь, и немецкий подтянешь. Обучение языку методом погружения работает очень быстро, знаешь ли.
— Хм, — заперхал Антон. — Культурный обмен? Погружение методом Ленина в Инессу Арманд?
А я тоже раскрыл рот — ошалело и мысленно, конечно. На память пришли знаменитые строки:
Погруженья больше нет,
Сто шагов назад, тихо на пальцах.
Погруженья больше нет!
Я не умею жить по-другому.
— … Пока на год, а там будет видно. Естественно,
— Хм, — проскрипел парень несмазанной телегой. — Речь только обо мне?
— Ну почему? Нам интересны все музыканты оркестра. Очень хорошие девочки! С каждой потом поговорим отдельно. В Москве мне прямо намекнули: ростовские студенты должны поехать по культурному обмену добровольно. Настаивать нельзя, потому что СССР — свободная страна.
— Свобода не в том, чтоб не сдерживать себя, — буркнул я, — а в том, чтоб владеть собой.
Антон хлебнул какао и снова закашлялся. Не потому что свобода лучше, чем несвобода, а потому что эмоции душили и переполняли его. Вон как какао в животе булькает…
— Послушай меня, парень, — сказал я серьезно, без гнусавых интонаций переводчика видеофильмов. — Я знаю, что ты думаешь.
— Что?
— Ты хочешь взять время на «подумать».
— Подумать надо!
— Конечно. Но в данном случае это ошибка. Пока будешь раздумывать, ковыряясь в носу, колесо судьбы поедет дальше. Оно уедет, а ты останешься на обочине дороги жизни. Брать надо в тот момент, когда это предлагают. Сегодня вроде оно твоё, но завтра ситуация может измениться кардинально. И твое станет чужим. Свято место пусто не бывает, а незаменимых людей нет. Вспомни, что говорил адепт революции товарищ Ленин: «Вчера было рано, завтра будет поздно, сегодня некогда».
— А как же Вера?
— А что в твоей жизни изменится? Здесь ты весь день торчишь в институте — то учеба, то библиотека, то репетиции. Там будет то же самое. А вечером повесишь на дверь гостиничного номера табличку «не беспокоить», и отвалишь домой. Или на мне, или на Нюсином черном одеяле. Утром доставим тебя обратно. А в воскресенье тебя не найти, потому что ушел гулять. Никаких проблем, разговоров больше. Что касается Веры, то она умная девочка.
— Хм, — задумался Антон.
— Или ты намерен слоняться по барам, борделям, стриптиз-клубам и прочим злачным местам?
— Дед, хватит прикалывать и колоться! Дело серьезное.
— Вот и я тебе толкую: рассуждай комплексно, по-взрослому. Кстати говоря, когда ты перестанешь халявить?
— В смысле?
— Когда ты уже озаботишься собственным черным одеялом?
— Постоянно пробую вызвать его, — мысленно он развел руками. — Но у меня не получается.
— Надо работать над собой. Помнишь, что написано у вас на стене библиотеки, этого храма знаний? «Комсомольцы! Настойчиво овладевайте комсомолками!».
— Мне некогда.
— И чем же занят долгими вечерами? — хмыкнул я.
— Козами, — вздохнул Антон.
— Козами?!
— Да. У Риммы дочки подросли, и она увеличила стадо. И еще коз держат ее братья в деревне. Когда горит, они за мной на мотоцикле приезжают.
В такие мелочи я раньше не вникал, ну бегает парень к Римме, и пусть бегает. А сейчас стало интересно:
— И как, получается?
— После моих визитов козы редко болеют, — загордился он.
— Постой, если козы не болеют, тогда нафиг ты нужен?