Седой Кавказ
Шрифт:
После буйных проливных дождей взбухает горная река. Рыча несется она в сжатых теснинах скал. А вырвавшись на равнину, разливается в раздольную ширь, сметает все на своем пути, пенится, клубится, пожирает все, и кажется, что нет предела этому сумасбродству стихии, ничто не остановит этот порыв. Однако пошумев, поворчав, наломав дров, река, оскудев возвращается в свои берега и становится по-прежнему быстрой, но не бурлящей, говорливой, но не кричащей, облизывающей камни, но не ворочающей их,
Уложил Арзо в старенький студенческий портфель три выглаженные сестрой рубашки, туда же аккуратно положил заштопанные носки, бритвенный прибор, зубную щетку и порошок. В который раз пересчитал имеющиеся пятьдесят рублей с копейками. Отдал матери двадцать. Поглядев в зеркало, подумав, выложил еще десять и решительной походкой тронулся к остановке рейсового автобуса до Грозного.
Неужели он, симпатичный, здоровый, имеющий высшее экономическое образование молодой человек, не сможет обеспечить себя и верящих только в него родственников достойным куском хлеба? Конечно, сможет. Он обязан.
Недолго бегал Арзо по объявлениям найма на работу. Рабочим брали везде. Но это конец, жалкая зарплата и никакой перспективы. Кормился дважды в день – утром и вечером, у Россошанских. Там же и ночевал. На выходные ни с чем вернулся в Ники-Хита.
С началом новой недели вновь поехал в город. От прежнего энтузиазма и прыти не осталось и следа. Достойных вариантов не было. Не давая себе отчета, он машинально побрел на автовокзал, на автобус до Калмыкии денег уже не хватало, он мог доехать только до Ники-Хита, и то только в один конец.
Ему было стыдно в который раз проситься в дом Россошанских, но выбора не было. Настала ночь. До Ники-Хита транспорта в это время уже не будет, на улице осенний дождь, сырость, темень. От съеденного всухомятку хлеба мучает изжога, от бестолковой ходьбы ноют ноги, от отчаяния болит голова. Он звонит из автомата другу.
– Дмитрия нет дома, – сухо отвечает Лариса Валерьевна, и когда Арзо, извинившись, уже вешал трубку, услышал запоздало громкое, – Арзо, Арзо! Ты где? Приходи. Мы как раз ужинаем с Андреем Леонидовичем.
Наудачу возле подъезда Арзо повстречал возвращающегося домой друга. От Дмитрия разило водкой, в глазах бесшабашная веселость.
– Хорошо, что тебя встретил, – обнимался Дмитрий в лифте, – а то предки снова пристанут – где был, с кем пил и прочее.
– Ты у Вероники был? – отстранился от объятий Арзо.
– Ну, хоть ты перестань, – возмутился Россошанский. – У каждого свой вкус… Только маме не говори.
Оба родителя встречали молодых людей в коридоре, пристально всматривались в сына, недовольно переглянулись, удалились в свою комнату, включив телевизор, стали смотреть программу «Время».
– Опять пьян! – вырвалось у Андрея Леонидовича наболевшее.
Лариса Валерьевна молчала, делая вид, что поглощена новостями, незаметно смахнула слезу.
– Три
– И ты дал? – впилась взглядом в мужа Лариса Валерьевна.
– А что мне делать – наплел какую-то басню.
– Боже мой! Боже мой! – закрыла супруга лицо руками. – Я от тебя скрываю, а у нас деньги пропадают…
– О чем ты говоришь?
– Говорю что есть… Эта мерзавка всю душу мне исковеркала.
– И не только она… Помнишь тот крашеный кавалер, что на дне рождения был? Так он почти каждый день к Мите на работу является.
– Я смотрела его досье, преступник, нигде не работает, от заключения спасся справкой о невменяемости.
– Вот это дела! – снял очки Россошанский, устало протер лицо. – Может, Арзо с ним поговорит? Как-никак он его уважает и даже боится.
– Да-а, – задумалась Лариса Валерьевна, – сейчас же поговорю… Кстати, Андрей, неужели в вашем огромном объединении «Грознефтеоргсинтез» нет одного места для Арзо?
– Ну Ларочка! Я тебе объяснял. На буровую и завод его не устроить – у него нет нефтяной специальности.
– Так ведь он экономист?
– В управленческий аппарат взять не могу. Есть секретное положение – чеченцев и ингушей в аппарат не брать.
– А как же выпускники нашего нефтяного института?
– Всех местных отправляют на север, а нам присылают молодых специалистов из России, они годик здесь пошатаются, получат квартиру в собственность, продают ее, всякими способами выклянчивают открепление и возвращаются восвояси.
– Так это же абсурд?
– Хуже. Это губительно. Видно, какие-то умы в Москве ведут эту имперскую национальную политику… мы еще пожнем плоды этого кощунства и сумасбродства. – Андрей Леонидович еще что-то хотел сказать, однако продолжительный звонок в дверь оборвал его речь. Он вопросительно глянул на супругу.
– Должно быть, соседка-Букаева, – направилась она к двери, чуть приоткрыв, посмотрела, вернулась на место. – Вот еще одна мадам пытается охомутать молодого человека, – едко выдавила она.
– Мне она противна! – насупились брови и лоб Андрея Леонидовича.- Впрочем, так же, как и ее мамаша.
– Я раньше была другого мнения о них, особенно о Марине, а сейчас вижу, как она затерроризировала Арзо – просто поражаюсь. Знаешь, что она мне на днях говорит? – Подражая манере Букаевой с искусным артистизмом, она приняла надменную осанку и искривленное выражение лица. – Это даже хорошо, что Арзо безработный. Всесторонняя зависимость мужа, обеспечит мне его преданность и покорность… И далее, я полностью обеспечена, выйду замуж, уеду в Москву, защищу кандидатскую… Театры, презентации, свет, и поэтому рядом должен быть красивый, представительный мужчина.