Секретная история вампиров
Шрифт:
— Никоим образом, — заверил ее незнакомец, легко шагая рядом с ней.
— У меня нет денег, чтобы расплатиться с тобой, и распутничать я тоже не стану, — решительно заявила она, проходя перекресток и выбирая идущую правее дорогу. Женщина увернулась от мужчины на осле и продолжала свой путь мимо беднеющих по мере подъема вверх домишек. — Торговаться я не намерена.
— Это делает тебе честь, — ответил незнакомец.
Навстречу вышли трое молодых людей с модными стрижками и холеными надушенными бородками, наряженные
Когда они проходили мимо женщины, она сделала рукой оградительный знак, словно желала защититься от зла.
Незнакомец в черном с любопытством наблюдал за ее действиями.
— Ты так их не жалуешь? — поинтересовался он, когда молодые люди благополучно их миновали.
Женщина через плечо взглянула на спутника:
— От них одни неприятности. От всех богатых молодых людей жди беды.
Незнакомец кивнул и продолжал шагать вверх по улице.
Вскоре женщина скользнула в переулок, жестом приказав спутнику остановиться.
— Не стоит тебе идти дальше. Отсюда я донесу коромысло сама.
— Знаю, ты сможешь. — В голосе незнакомца звучала такая доброта, которую женщине редко доводилось слышать. — Но я думаю, что мне стоит отнести воду до твоего дома.
— Если тебе будет угодно, — пожала плечами женщина. — Но предупреждаю: дом мой не очень.
Переулок вел вправо и вверх, сужаясь по мере подъема.
— Ничего страшного, — заверил ее мужчина.
— Поступай как хочешь, — сказала она и пошла вперед, до самого конца переулка, терявшегося в низенькой травке у домика, который оказался едва ли больше, чем полуразвалившийся сарай. Клочок земли, где среди чертополоха паслась тощая коза, огораживал шаткий забор.
— Вот и мой дом, — вызывающе сказала женщина.
Заслышав ее голос, навстречу поспешили три до невозможности худых ребенка — два мальчика и девочка. Все трое носили ветхую, изношенную одежду, и только старшая девочка, девяти или десяти лет, была обута в сандалии, тоже старые и изодранные.
— А это мои дети.
— Понятно, — проговорил незнакомец, опуская ведра на землю. Затем прислонил коромысло к забору.
Женщина приласкала младшего — маленького шестилетнего мальчугана, — вздохнула, пробормотала что-то, склонившись к нему, касаясь спутанных волос. Посмотрела на незнакомца.
— Этот не совсем в порядке. Почти не говорит и… Только этот такой.
Ее улыбающиеся губы дрогнули, когда младший мальчик прижался, обнимая, к ее ноге.
— Так было с рождения? — поинтересовался незнакомец, в его словах не было даже намека на осуждение.
— Нет. Когда ему не было и двух лет, он перенес тяжелую лихорадку, и он не… — Она запнулась и судорожно
— Не повезло.
— Могло бы быть намного хуже. Они могли бы выжить.
— Значит, ты вдова, — в наступившей тишине прозвучал голос незнакомца.
— Ты так думаешь, да? Определенно, именно так всем и кажется, — неожиданно пылко сказала женщина, подняв лицо к жаркому солнцу. — Но нет, я не вдова. У меня есть муж.
— Он в отъезде? — спросил незнакомец.
— Нет. Он здесь, в Афинах. Пока, — ответила женщина. Вежливое молчание собеседника побудило ее продолжить рассказ. — Вероятно, его отправят в изгнание. И нас вместе с ним. Или же продадут в рабство.
— Что он сотворил? — Незнакомец казался искренне заинтересованным.
— Отчего ты расспрашиваешь меня? Ведь тебя это не касается, — грубо бросила она, приглаживая волосы.
— Просто любопытно, — признался незнакомец.
— Нет здесь ничего любопытного. Мужа решили наказать в назидание другим, а нас заодно с ним.
— Наказать в назидание?
Повторенная фраза приковала внимание женщины.
— Выглядит примерно так, — уклончиво отвечала она.
— Каково его преступление? — настойчиво продолжал расспрашивать незнакомец. — Очевидно, не измена и не убийство — тогда бы вы все сразу оказались в руках властей. Значит, дело не в этом. Так в чем же?
— Развращение молодежи, — прямо сказала женщина. — Его обвиняют в развращении молодежи. Как будто собравшихся вокруг мужа молодых людей можно испортить больше, нежели они были испорчены до знакомства с ним.
— И как же он развращал их? И кого?
— Его обвиняют в растлении умов сынов важных господ. Муж говорит, что он их учитель. В самом деле, они следуют за ним как за наставником. Похоже на то, что учение мужа их как раз и развращает, по крайней мере, так говорят многие могущественные граждане, заявляя, что оно портит их сыновей. — Женщина нагнулась и взяла на руки младшенького, который тут же принялся теребить тяжелый узел волос матери, терпеливо сносившей шалости сына. — Я знаю, что против моего мужа настроены отцы молодых людей, последователей учения мужа.
— Чему же такому он учит, что здесь, в Афинах, так настроил против себя народ, который собирается остановить его?
Женщина посмотрела в глаза собеседнику:
— Не знаю. Семью-то он не учит. Сыновья не умеют ни читать, ни писать. — Она собралась было отвернуться, но внезапно продолжила: — Женщины, как известно, прекрасное зло, а когда красота увядает, остается лишь зло, так не раз говорил мне муж. Еще он считает, что я непременно предам его, стоит мне только что-нибудь узнать, и посему он говорил мне лишь то, что я хуже мегеры, если понуждаю его покинуть товарищей и заняться содержанием семьи.