Секретное досье
Шрифт:
– Спасибо, – вполне искренне ответил я. В этой кухне было жарко.
Остатки вина он вылил в металлический лоток и бросил туда немного соли.
– А вы хладнокровный молодой человек, – заметил он. – Вам безразличен ваш друг Кавендиш?
Сойка положил в шампанское большой кусок сливочного масла. Не знаю почему, но я не ожидал, что масло останется на поверхности. Помню, я смотрел и думал: «Оно так ведет себя только потому, что его положил туда Сойка». И снова сделал глоток шампанского.
Сойка взял свой бокал и отпил – он внимательно наблюдал за мной своими крохотными глазками.
– Я управляю
– Знаю, – согласился я, но Сойка взмахнул большой красной ладонью.
– Больше, – сказал он. – Больше, чем вам известно.
Я промолчал. Сойка снял с полки банку и бросил несколько зернышек перца в шампанское. Осторожно взял лоток, прихрамывая, пересек кухню и поставил его в сияющий гриль с вертикальным жаром. Взял омара, которого ему невыносимо было убивать, и помахал им мне.
– Торговец рыбой продает рыбу. Так? – спросил он и вставил его в гриль. – Виноторговец продает шампанское. Французы не возражают против того, что их шампанское покидает Францию. Так?
– Так, – согласился я, начиная постигать распределение реплик.
– Вы. – Интересно, что продавал я? Сойка включил гриль, и омар, освещенный с одной стороны ярко-красным светом электрического элемента, начал очень-очень медленно поворачиваться. – Вы, – повторил Сойка, – продаете лояльность. – Он уставился на меня. – Я этого не делаю, не стал бы этого делать. – На мгновение я подумал, что даже Сойка считает меня переметнувшимся на другую сторону, но сообразил, что у него такая манера разговора. Он продолжал: – Я торгую людьми.
– Как Эйхман? – спросил я.
– Не люблю подобного рода шуток, – произнес Сойка тоном учителя воскресной школы из кабаре «Фоли-Бержер». Затем его лицо прорезала усмешка. – Давайте скажем, скорее как Айхельхеар.
Так звучало по-немецки его кодовое имя. Сойка, подумал я. Garrulus glandarius rufitergum [31] . Сойка, ворующая яйца, запугивающая птиц и уничтожающая посевы, хитрая, осторожная сойка, летающая тяжелыми волнообразными рывками.
– Я занимаюсь талантливыми людьми, меняющими место работы по доброй воле.
– Вы кремлевский охотник за талантами? – спросил я.
Сойка начал поливать омара, которого ему не нравилось убивать, шампанским, которое ему не нравилось пить. Он обдумывал мои слова. Я понимал, почему Сойка пользовался таким большим успехом. Он брал все по номинальной стоимости. Я так и не узнал, считал ли себя Сойка кремлевским охотником за талантами, потому что зазвонил телефон на кухонной стене. Сойка перестал поливать омара, вытер руки. Снял трубку, послушал.
– Соедините его. – Пауза. – Тогда скажите, что я дома. – Он повернулся и вперил в меня взгляд василиска, характерный для людей, разговаривающих по телефону. Внезапно обратился ко мне: – У нас на кухне не курят. – Потом, снимая ладонь с микрофона: – Это говорит Максимилиан. Мой дорогой Генри. – Его лицо расплылось в широкой улыбке. – Я ни слова не скажу, мой дорогой друг, просто продолжайте. Да, очень хорошо. – Я увидел, как Сойка нажал кнопку шифрования. Он только слушал, но лицо его менялось, как у Гилгуда, произносящего монолог о семи возрастах человека [32] . Наконец Сойка сказал: – Спасибо.
Задумчиво повесил трубку и снова начал поливать омара.
Я выпустил облако дыма. Сойка посмотрел на меня, но промолчал.
– Не пора ли побеседовать об этой психиатрической фабрике в Вуд-Грине? – спросил я.
– Психиатрической? – переспросил Сойка.
– Акционерное общество «Промывка мозгов», место, откуда я вырвался. Разве мы не к этому ведем?
– Вы считаете, что я имею к нему какое-то отношение? – Его лицо приняло скорбное выражение, как в День поминовения.
Раздался стук в дверь, и Морис принес Сойке листочек бумаги. Я попытался прочесть, но это было невозможно. Там было примерно пятьдесят отпечатанных слов. Морис вышел. Затем я проследовал за Сойкой в большую гостиную. Рядом с радиоприемником и телевизором стояло небольшое устройство, похожее на каретку пишущей машинки. Это был уничтожитель бумаги. Сойка заправил листок и нажал на кнопку. Листок исчез. Сойка сел.
– С вами плохо обращались в Вуд-Грине? – спросил он.
– Мне уже начало нравиться, – ответил я, – но просто было не по карману.
– Вы считаете это ужасным. – Это не был ни вопрос, ни утверждение.
– Я об этом не думаю. Мне платят за столкновение с вещами всякого рода. Полагаю, что некоторые из них ужасны.
– В Средние века, – продолжал Сойка, будто не слыша моих слов, – считали, что самая ужасная вещь – арбалет.
– Дело было не в оружии как таковом, а в том, что оно угрожало их системе.
– Совершенно верно, – согласился Сойка. – Поэтому пусть себе используют это ужасное оружие, но только против мусульман. Так?
– Да, так, – подтвердил я, теперь пользуясь его репликами.
– То, что можно назвать политикой ограниченной войны против подрывных элементов, – сказал мне Сойка. – Да, а теперь у нас есть другое ужасное оружие, более ужасное, чем ядерные взрывы, более ужасное, чем нервно-паралитический газ, более ужасное, чем бомба из антивещества. Но это ужасное оружие никому не причинит вреда, неужели это так ужасно?
– Оружие не ужасно, – ответил я. – Самолеты, набитые пассажирами, летящими в Париж, бомбы с инсектицидами, цирковые пушки с человеком внутри – это не ужасно. Но ваза с розами в руках злоумышленника – смертельное оружие.
– Мой мальчик, – проговорил Сойка, – если бы промывка мозгов появилась в мире до суда над Жанной д’Арк, она дожила бы до счастливой старости.
– Да, и Франция до сих пор была бы наводнена наемными солдатами.
– Думаю, вам это понравилось бы. Вы английский патриот.
Я молчал. Сойка подался ко мне из большого черного кожаного кресла.
– Вы же не верите всерьез в то, что коммунистические страны падут, а эта странная капиталистическая система будет гордо шествовать дальше. – Он похлопал меня по колену. – Мы оба разумные, непредвзято судящие люди, обладающие, полагаю, широким политическим опытом. Никто из нас не станет отрицать комфорта всего этого, – он погладил дорогую кожу, – но что способен предложить капитализм? Его колонии, которые некогда были курицей, снесшей золотое яйцо, ныне исчезают. Курица узнала, куда можно яйцо продать. В некоторых местах, где реакционные правительства подавили социалистическое движение, что ж, в тех местах правительства держатся просто-напросто на фашистской силе, оплачиваемой западным золотом.