Секретный фронт

Первенцев Аркадий Алексеевич

– Только имей в виду - бестия он. Может и на колени рухнуть, чуть ли не сапоги будет лизать, слезу может выдавить и на каждом слове: "Пане зверхныку, пане зверхныку!"

Караульный начальник, сержант с угрюмым лицом и выцветшими бровями, провел Кутая по коридору, имевшему по обеим сторонам несколько дверей, выкрашенных в кирпичный цвет. В конце коридора находилась внушительная дверь с фигурно откованными петлями. За ней их ожидал солдат. Дальше они пошли втроем.

Возле одной из комнат остановились. Караульный

начальник, поглядев в "волчий глазок", большим ключом отпер замок, толкнул дверь.

– Приказано не замыкать, товарищ лейтенант! Часовой будет здесь.
– И, обратись к солдату, добавил: - Потом, когда кончат, вызовите меня звонком.

Кутай, перешагнув порог, прежде всего увидел окно, забранное решеткой. Лампочка в сетке у потолка. Что ж, предосторожность нелишняя.

При появлении офицера связник Стецко поспешно поднялся. На нем были полотняная рубаха, растоптанные сапоги.

По тому, как он взял руки по швам и расправил плечи, Кутай понял: военный.

– Звание?
– спросил Кутай.

– Лейтенант!

– Училище?

– Не кончал, аттестован немецким командованием по службе абвера.

– В Красной Армии служили?

– Да. Рядовым.

– Сдались?

– Попал в плен... Под Проскуровом.

– Были ранены, контужены?

– Нет!

– Так... Добровольно перешли на сторону наших врагов?

– Вынужденный обстоятельствами...

– Какими?

– Разгромом нашей части, - сказал твердо и с напряжением ждал.

– Эту тему развивать не будем. Ни убеждать, ни переубеждать, ни доказывать я не стану. Пришел для откровенной беседы. Я не собираюсь вас запутывать, темнить с вами, да и вам невыгодно...

Стецко кивнул. В глазах его возникло тревожное любопытство.

– С предварительным дознанием меня познакомили, гражданин Стецко.

Кутай прошел в глубь комнаты, присел на табурет, чтобы дневной свет лучше помогал видеть задержанного.

Впечатление изменилось. Лицо Стецка потеряло черты угрюмости и даже надменности, как показалось вначале. Это был человек, безусловно, уставший, возможно, и надломленный. Труднее всего для истощенной психики неопределенность, и поэтому Кутай решил не тянуть, не играть в прятки.

– Я пришел, Стецко, с единственной целью.
– Кутай выдержал паузу: Проверить вашу искренность на деле. Вы обещали помогать нам?

Стецко опустил веки, вяло кивнул. В его воспаленном мозгу пронеслись недавние воспоминания. Голубиное воркование человека с бородкой, полумрак закордонного кабинета, ядовитые наставления прожженного политического дельца: "Идите в темницу с надеждой рано или поздно из нее выйти. Русские не кровожадны..." Что еще шепелявил тогда тщедушный "керивнык", "властитель его тела и духа"? "Советские русские дисциплинированны и утверждены в новой морали..."

Сидевший перед ним человек

не русский - украинец. Могли ли аналитические данные, которыми рекомендовал пользоваться Роман... как его... Сигизмундович, относиться и к нему?

Этот офицер пришел отнюдь не с целью перевоспитывать его. Украинскому плебею, как определил Кутая Стецко, наплевать на его перевоспитание. Он человек прямой линии, раб своей задачи. Такой нянчиться не станет.

– Пане офицер, - Стецко сознательно перешел на украинский, - я буду за вас богу молыться, и мои диты, и моя жинка...

Кутай бесцеремонно перебил его:

– За що?

– Колы вы мени життя врятуете... Що од мэнэ треба?
– И Стецко, решив использовать свой излюбленный прием, бросился на колени.

– Ну-ка, вставай!
– Кутай поднялся.
– Ты мне такой не нужен! Встань!

Повелительный голос лейтенанта заставил Стецко вскочить на ноги.

– Передо мной комедии не ломай. Знаю я вас, хитроблудов. Садись!

Стецко сел на койку.

– Твое псевдо - Пискун?

– Пискун, пане офицер.

– Мне пока нужен ответ на один вопрос. Правда ли, что тебя не знают в лицо ни Очерет, ни его окружение?

– Ниц, никто не знает, пан офицер. Все правда, зачем ще раз пытаете? Все свята правда. Могу поклясться перед иконой божьей матери.

Кутай с подозрительным недоумением отыскивал причины удивительного превращения. Несколько минут назад перед ним стоял глубоко спрятавший свои чувства явный враг, человек твердый и вышколенный. Сейчас же... Упал на колени. Бессвязное бормотание. Только наивный, кабинетный работник Солод мог сделать ошибочный вывод. Стецко сумел обвести его вокруг пальца. Конечно, "центральный провод" не послал бы слюнтяя к такому активному боевику, как Очерет.

Надо быть начеку. Нельзя показать, что ты сомневаешься в его словах. Внешне Стецко будто бы расслабился, хотя внутренняя напряженность угадывалась в игре желваков на худых, серых щеках и в опасной настороженности, спрятанной в глубине запавших глаз.

– Жизнь твоя зависит от того, насколько ты будешь правдив, - повторил Кутай, поднимаясь, - и судьба твоей семьи тоже. Если я вернусь, ты будешь жив. Если ты обманул...

Стецко склонил голову и, выдержав томительную паузу, подтвердил:

– Я Очерета не бачив. Могу под клятву. Не бачив. И Катерину не бачив... Вы чули за Катерину, пане офицер?

– Чув.

– Я все показав чисто. Може, вам ще що трэба, пытайтэ!

– Спытаю, Стецко, не зараз. Еще не однажды зайду...

После ухода лейтенанта Стецко прилег на койку, прикрыл глаза скрещенными пальцами рук и пробыл в неподвижности не менее часа.

Опыт подсказывал ему, что лейтенант получил задание проникнуть в курень Очерета. Вопросы важные, и задавались не случайно.