Секреты обольщения
Шрифт:
Я засеменила между гостями, разбившимися на группы и оживленно беседующими на самые различные темы. Как я скоро поняла, это все были члены одного большого коллектива, какой-то юридической конторы. Среди них я с изумлением заметила несколько женщин, одетых в строгие офисные костюмы. Вечеринка шла по плану, и я через какое-то время расслабилась и более свободно общалась с гостями. Они обращались со мной так же, как и с остальными гейшами.
Увидев стоящих у окна двух мужчин с пустыми бокалами, я взяла поднос и понесла им вино. Они кивнули мне и улыбнулись. Я подлила вино и хотела уже сказать что-нибудь
– Ямагата приговорен к семнадцати годам тюремного заключения, – сказал один из них, низкорослый и пожилой. – Он показал, что убил господина Хамегучи, бизнесмена из Осаки, по приказу Асахары. Тот, видишь ли, заподозрил, что бизнесмен является агентом полиции.
– Да, я был в зале суда, когда он давал показания, – задумчиво проговорил второй, худой, высокий и совсем молодой. – Все это очень неприятно и бросает тень на всех адвокатов страны.
– Ты о чем? – спросил пожилой.
– Аояма Ёсинобо, бывший адвокат «Аум», принимал участие в мае девяносто четвертого в попытке убийства адвоката, критикующего действия секты и самого «учителя». Как адвокат встал на путь преступности?
– Зомбированное сознание, что ты хочешь? – пожал плечами пожилой. – Хорошо еще, что все обошлось и жертва осталась в живых. На заседании в феврале один из руководителей «Аум» Хаякава Киёнхиде сознался, что Асахара ранее приказал убить еще одного адвоката, выступавшего против секты, и его семью. И они это сделали. В восемьдесят девятом убили не только Сакамото Цуцуми, но и его жену и маленького сына. Но Асахара начал кричать на суде, что все это клевета.
– Ужасающая практика – убивать всех, кто, по его мнению, может навредить секте, – сказал молодой.
– О да! И о скольких случаях мы еще не подозреваем! Из протоколов я знаю, что кумир Асахары не кто иной, как Адольф Гитлер, – ответил пожилой. – Но увидишь, как затянется следствие. Асахара не скоро будет приговорен.
На этом месте разговора я сжала губы и незаметно отошла. Сердце колотилось, и я никак не могла взять себя в руки. Убийца многих людей, лжепророк, зовущий к разрушению, «учитель», искалечивший судьбы, – о чем можно столько рассуждать? Ведь и так все предельно ясно. Однако Асахара все еще находился под следствием, и оно двигалось черепашьими шагами.
Я медленно приблизилась к одной из гейш и тихо спросила, есть ли комната для приведения себя в порядок. Она кивнула и молча пошла из зала. Я двинулась за ней. Пройдя по коридору, она открыла дверь в самом конце и поклонилась. Я удивленно на нее глянула и тоже поклонилась. Она улыбнулась одними уголками губ и проследовала обратно в зал. Я зашла и плотно прикрыла за собой дверь. Услышанный только что разговор все всколыхнул в душе. И давно уснувшая ненависть вновь подняла свою змеиную голову и ужалила меня. Я с трудом удерживалась от желания что-нибудь разбить. В этот момент мой взгляд упал на большое зеркало, висевшее напротив двери. Я сделала шаг к нему и остановилась, глядя на свое отражение.
«Хорошо бы сейчас заняться дзеном», – мелькнула мысль, и я невольно улыбнулась, вспомнив, как однажды сидела дома у холодильника и пыталась медитировать.
Дверь раскрылась, и я приняла невозмутимое выражение лица. Одна из гейш подошла ко мне с улыбкой и присела рядом.
– Таня, – мелодично начала она, – ты меня совсем не помнишь?
– Не уверена, – ответила я, вглядываясь в черты ее лица под слоем белил.
– Юрико, – рассмеялась она. – Мы два года назад вместе принимали участие в нескольких вечеринках. Помнишь Айямэ?
– Юрико! – обрадовалась я. – Конечно, я тебя не забыла! И Айямэ.
– Она ушла из профессии, – сказала Юрико, продолжая улыбаться. – У нее красивый и обеспеченный муж. И малыш.
– Да, госпожа Цутида говорила об этом, – ответила я. – Привет ей передавай от меня.
– Хорошо. Но мы почти не общаемся. А ты надолго к нам?
– Нет, скоро возвращаюсь. У меня что-то типа творческой командировки. Я на занятия каждый день хожу. Вчера начала с восьми утра.
– Ясно. А ты почему ушла с вечеринки? – поинтересовалась Юрико.
– Да что-то голова закружилась. Отвыкла от таких многолюдных собраний. У нас обычно гостей поменьше.
– Это очень крупная юридическая фирма, – объяснила Юрико. – Слушай, а пойдем на крышу. Там устроена смотровая площадка. Воздухом подышишь.
– А госпожа Цутида?
– Ее срочно вызвали в чайный дом. Она уже уехала. Я – за старшую. Она распорядилась доставить тебя куда скажешь после вечеринки, – улыбнулась Юрико и встала. – Гости уже навеселе и расслабились. Девушки пока вдвоем справятся.
Мы поднялись на лифте и вышли на крышу. Открывшийся вид был таким красивым, что у меня захватило дух. С высоты небоскреба освещенные улицы Токио лежали перед нами как на ладони. Я увидела многочисленные переплетения магистралей и эстакад с движущимся потоком машин, подсвеченные фонарями крыши пагод, яркие квадратики многочисленных окон высотных зданий. Мой взгляд скользнул дальше, я заметила вдали что-то типа холмов, на которых светились мигающими точками странные дорожки.
– А что там? – спросила я, показывая рукой на эти точки.
– Завтра день поминовения усопших, – ответила она. – Ты что-нибудь слышала о нашем празднике О-Бон?
– Нет, ничего, – ответила я, не сводя глаз с живых огоньков.
– Эти светящиеся точки – костры, которые зажигают родственники умерших. Существует поверье, что души усопших приходят этой ночью к ним. И костры служат им ориентиром, – сказала Юрико, проследив за моим взглядом. – О-Бон – это праздник, когда души умерших приходят на землю навестить своих родственников. Его отмечают с шестого века. До эпохи императора Мэйдзи О-Бон отмечался в середине августа. Но император решил ввести новый календарь по типу европейского взамен действующего тогда китайского. И все праздники передвинулись на месяц назад. О-Бон стали праздновать в июле. Но многие продолжали так же в августе, что называется, по старому стилю.