Секс и ветер

Гаммал Павел Федорович

– Просиживал, - я обнял тетю, прижав ее голову к своей груди. – Я тебя люблю, тетя.

– И я тебя, - всхлипнула она. – Но, сказать надо было раньше.

– Сейчас ей позвоню, - я набрал мамин номер. – Алё, мам? Привет. У меня нормально. А у вас? Как там муж? Привет передавай. Не, не приеду. Сессия скоро. Тетя нормально. Контролирует меня. Нет, мы никуда не выходим, ни во что не вмешиваемся. А что Москва? Стоит? В пробках стоит? Ну, хорошо. Да, слушай, тут такое дело. Не знаю, как сказать. В общем, папа погиб. Неделю назад. Я в интернете

прочитал список погибших на Майдане. Мам, ну не надо. Нет, не идиот. Зря ты так. Я горжусь тем, что у меня такой отец. Был.

Тетя тихо плакала, беззвучно зажав рот ладонью.

ЖЕНЬКА И ВЕНЬКА

– Ты не любишь меня? – она потянулась нежно, до хруста. – Я уверена.

– Какая ты, - он разжал губы, спекшиеся после ночи. – Уверенная.

– Да, такая, - она упруго соскочила с кровати. – Верю в себя.

– Уходишь? – он приподнялся на локте.

– Муж будет волноваться, - она натягивала колготки. – И так задержалась.

– А что ты ему скажешь? – он потянулся за сигаретами на полу.

– Не твое дело, - отрезала она.

– Не скажешь ему о нас? – он прикурил.

– А хочешь? – она озорно заглянула в его глаза.

– А ты? – ответил он вопросом на вопрос.

– Я очень хочу, - она упала на него, прижавшись всем телом. – Мало того, я хочу детей от тебя.

– Почему от меня? – он попытался отодвинуться.

– Потому, что ты – мой любимый медведь, - она терлась о него. – Такой большой. Я люблю твои руки.

– Только руки? – он попытался встать.

– Нет, - она целовала его грудь. – И руки, и живот, и …

– Тебе пора, - он попытался оттолкнуть ее.

– Наплевать, - ее голос, приглушенный поцелуями, звучал так нежно. – Я хочу целовать твою сладкую кожу.

– Ты – маньячка, - он пытался вырываться.

– Да, - она лезла все глубже, шепелявя.

Он вошел в нее, ощущая каждой клеточкой своего тела ее вибрации. Она ответила ему глубоким вздохом, навстречу.

– У вас близнецы, - тетка в застиранном халате теребила его. – Мужчина.

– Что? – он очнулся, вырвавшись из оков сна.

– Андронова, ваша жена? – таращилась тетка.

– Моя, - он встряхнул головой, поежившись в жестком кресле.

– Двое у вас, мужчина, - прокричала медсестра ему прямо в ухо, как контуженному. – Мальчик и девочка.

ПРЕФЕРАНС

– Ты где был? – дым от приклеенной в углу рта сигареты заставлял слезиться глаза. Поэтому Кондрат щурился. – Отливал? Садись, ты на прикупе.

Кухня была наполнена дымом. Открытая форточка задыхалась от количества выкуренных сигарет. Трое толстых, измученных бизнесом, пацанов сидели вокруг небольшого стола, уставленного пепельницами, рюмками, бутылкой водки и нехитрой

закуской. Канцлер замер у входа.

– Вы …. Чего? – он стоял, выпучив красные от бессонницы глаза. – Живые?

– Нет, б.., - хохотнул Штирлиц. – Мертвые.

– Ага, - подхватил Леха. – Мертвые, от водки.

– Пацаны… - Канцлер присел на пустой стул. – Вы все умерли.

Ответом ему был дружный хохот. Кондрат смеялся, отфыркиваясь, расплевывая вокруг слюну. Штирлиц согнулся вдвое. Леха мерно бился головой о стол.

– Вы не догоняете? – Канцлер поднял руку вверх, как оратор в древнем Риме, успокаивая толпу. – Я был на ваших похоронах.

Пауза повисла над столом, смешиваясь с сигаретным дымом.

– Ты? – первым очнулся Кондрат, затушив сигарету. – На каких похоронах?

– Да на твоих! – эмоционально ответил Канцлер. – Знаешь, сколько народу пришло?

– Сколько? – Кондрат машинально вытащил сигарету из полупустой пачки.

– Тыщи полторы.

– Да, ну?

– Ну, да!

– Да, ты гонишь! – Штирлиц нервно хохотнул, затягиваясь. – Пощупай нас. Мы – живые.

– Хочешь выйти за пределы этой кухни? – Канцлер взял сигарету из пачки, лежащей на столе. – Попробуй.

– И попробую, - заволновался тот. – Тем более, пора домой. А то Светка будет волноваться.

– Не будет, - успокоил его Канцлер. – Светка ходит на твою могилу каждый месяц, и зимой, и летом.

– Слушай, ты, - Леха попытался дотянуться до отворота пиджака Канцлера.
– Я тебя знаю всего два месяца, в отличие от них. Поэтому, легко набью тебе лицо.

– Ти-ише-е, - Канцлер попытался вырваться из железной хватки. – Не веришь, сходи – отлей.

– И пойду.

Леха вышел из кухни. Вернулся через минуту.

– Дайте ключ.

– Какой ключ, - Штирлиц выгнул брови. – От чего?

– От входной двери, твою мать, - Леха навис над столом.

– А-а, у меня нет, - выдохнул Штирлиц, оглядевшись. – А мы, вообще, у кого?

– В смысле? – Кондрат выдохнул дым.

– Ну, в смысле, дома, у кого?

Все огляделись вокруг.

– Ирка! – заорал Кондрат. – Неси посуду!

В ответ эхо разносило по вечности его просьбу. Никто не пришел.

– Где она?

– Она там, - Канцлер закурил. – За дверью.

– А мы? – Штирлиц выдохнул дым ему в лицо. – А мы-то где?

– Не знаю, - Канцлер приподнял карты – бубновая восьмерка и валет. – Кто-нибудь скажет слово?

– Шесть пик, - машинально среагировал Кондрат…

БУЛКА

– Булка, Булка-а! – голос доносился откуда-то слева. – Ты любишь меня?

– Никого, кроме тебя, - она выдохнула слова. – Ты – лучшее, что было в моей жизни.

– Прости меня за вчерашнее, - его голос с характерной хрипотцой очаровывал, сметая все преграды на пути ее нравственности.