Секвойя

capuchinkina

Джастин молчал. Слушал ли он его вообще? Клод с тревогой смотрел в эти пустые глаза, парень почти не моргал, обессиленно сложив руки на коленях.

— Джастин, — позвал его мужчина. — Скажи что-нибудь.

Тот едва заметно покачал головой, пожав плечами.

— Мне все равно, — безжизненно пробормотал он.

Клод уже говорил с шерифом. Хотя, решение в любом случае должен будет принять судья, и все очень зависело от показаний свидетелей, шериф все же высказал свое мнение относительно того, что Джастин в полной заднице. По счастливому, с одной стороны, стечению обстоятельств, камеры внешнего видеонаблюдения

в тот вечер не работали, поскольку программисты обновляли прошивку системы. Но, несмотря на то, что прямых доказательств вины парня в смерти ребенка не было, положение усугубляло то, что Джастин проходил еще по паре дел. Клод сказал шерифу, что будет настаивать на проведении суда присяжных. Это, во всяком случае, помогло бы немного потянуть время.

— Зачем? — глухо протянул Джастин. — Тяни, или не тяни, я все равно буду виновен.

— Джастин, — тяжело вздохнул Клод, — если ты очень хочешь в тюрьму, то ни я, ни кто бы то ни было другой, тебе не поможет.

— Знаешь, чего я хочу? — вдруг поднял голову парень. Его глаза потемнели, а высокие скулы напряглись, выпирая из-под бледной, осунувшейся кожи. — Я хочу сдохнуть, — прошептал он.

Это его настроение очень не нравилось Клоду. Возможно, оно было вызвано упадочным эмоциональным состоянием, но что, если нет? Что, если ему и впрямь была безразлична его дальнейшая судьба? Клод почесал затылок. Он никогда не был бесплатным государственным правозащитником, и даже дешевым адвокатом его назвать было нельзя. Напротив, Олд Прайсез была известна в Париже весьма высокими расценками на юридические услуги, никак не оправдывая свое название. Но обычно к нему обращались те, кому действительно нужна было помощь, а защищать тех, кто в защите не нуждался, ему еще не приходилось. Но тут речь шла не об обычном клиенте. За недолгое время их знакомства Клод успел привязаться к этому парню, покинутому всеми близкими, пережившему трагедию, столкнувшемуся с предательством. Клод смотрел на него, и понимал, что даже если Джастину плевать на самого себя, то теперь есть человек, которому не все равно, что с ним будет. Вытащить его из этой передряги, было для него делом чести.

Джастин молчал. Он молчал, пока Клод объяснял, какой линии поведения они должны придерживаться. Молчал, когда Клод сообщил, что Скутер нанял для него нового пресс-секретаря, чтобы уладить шумиху в прессе. Он молчал, когда приехал прокурор, и предъявил ему обвинения. Он даже не смотрел на него, молча подписав подсунутую ему бумажку, с которой, разумеется, сначала ознакомился его адвокат.

— И не надейтесь, что спрячетесь здесь, мистер Бибер, — ткнул в него пальцем шериф, перед тем, как уйти. Джастин даже не обратил внимания на это вопиющее оскорбление, молча разглядывая катетер, торчащий из локтевого сгиба, когда дверь в палату открылась, и туда молча вошел Райан. Он широко улыбнулся, когда увидел, что Джастин пришел в сознание, и сидит на кровати, вытянув ноги.

— Я передаю дело в суд, сообщу, когда будет назначено слушание, — обратился шериф к Клоду. — До скорой встречи.

— Позвольте, я вас провожу, — заторопился Клод за ним, — не оставляй его одного, — тревожно прошептал он, поравнявшись с Райаном.

Тот и так уже заметил, что друг не в себе. Джастин, широко раскрыв глаза, смотрел на покрывало, то сжимая, то разжимая его пальцами. Он был жутко бледным, его щеки впали, а пустые, безжизненные глаза были обрамлены фиолетовыми синяками. Да и вообще, сейчас он сильно походил на умалишенного.

— Я приду завтра, — бросил Клод Джастину, но поняв, что тот его не слышит, вздохнул и вышел из палаты, догоняя шерифа.

— Я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз, — сказал он, оказавшись рядом с мужчиной в форме. — Если вы не возражаете.

— Вы снова хотите спросить, что я думаю по этому поводу? — вздохнул тот. – Ну, так я повторю вам то, что уже говорил

ранее: я думаю, что у вашего подзащитного нет шансов, будь вы хоть самым лучшим в мире адвокатом, — развел он руками.

— Но ведь у следствия нет никаких улик, — возразил Клод.

— Именно поэтому все зависит от показаний свидетелей. Я говорил с некоторыми из них, — сказал полицейский, открывая входную дверь, — и поверьте, мистеру Биберу не светит ничего хорошего. И вообще, скажите спасибо, что он пытался покончить с собой, — бросил шериф с некоторой злостью. — Только благодаря этому он сейчас не за решеткой, как и полагается за подобные преступления.

Клод широко раскрыл глаза.

— О чем вы? Человек был между жизнью и смертью, а вы говорите, что нам повезло?

Шериф расхохотался.

— Мистер Дюваль, — приблизился он к Клоду, — не пытайтесь вызвать во мне жалость к этому инфантильному сопляку. Я не первый день знаю этого парня, и не удивлюсь, если он сделал это нарочно, чтобы потянуть с наказанием. И вообще, хотите знать мое мнение? — шериф напрягся, уперев руки в бедра. –Тюрьма давно по нему плачет. Это будет ему хорошим уроком, — добавил он.

— Вы ведете себя непрофессионально, — осторожно заметил Клод.

— Я говорю вам это не как шериф, а как мужчина. Этому парню не помешала бы хорошая взбучка, — скривился он. — Не понимаю, куда смотрит его отец.

— Неважно, — отмахнулся он, когда Клод скрестил руки на груди и посмотрел на него, ясно давая понять, что не собирается обсуждать личные качества своего подзащитного. — Я уверен, что мистер Бибер не погнушается пойти против закона в очередной раз, и попытается подкупить свидетелей, — сложил шериф руки в замок. — Думаю, вам, как адвокату, не стоит напоминать, чем караются подобные проступки? Хотя, даже если ему это и удастся, я хорошо знаю судью, который будет рассматривать его дело. Он непреклонен, когда дело касается подобных правонарушений. К тому же, не будем забывать, что вашему подзащитному не впервые придется находиться на скамье подсудимых. Его не слишком чистая репутация сыграет против него. Так что, — шериф пожал плечами, усмехнувшись, — мистеру Биберу недолго осталось гулять на свободе.

С этими словами, он повернулся, и вышел из больницы. Клод тяжело вздохнул и потер затылок. Будь они в Париже, он, возможно, смог бы поднять свои связи и уладить вопрос напрямую с судьей. Но в Лос-Анджелесе он не имел никакого влияния, и это расстраивало его.

Клод почувствовал жалобное урчание в желудке. Со всеми этими заботами, он и забыл, когда в последний раз ел что-то горячее, довольствуясь сухими холодными бургерами, которые он, как истинный француз, люто ненавидел. Пожалуй, действительно, стоило поесть. Он достал из кармана пиджака телефон, и набрал номер.

— Как ты думаешь, твоя мама не будет против гостя за обедом? — прищурясь, спросил он, когда на том конце послышалось радостное «Алло».

— Она будет счастлива! — пропела Габи. — Она как раз только что спрашивала о тебе.

Недавний ужин с ее родителями прошел так замечательно, что у Клода еще долго сохранялось отличное настроение. Точнее, ровно до того момента, пока ему не позвонил телохранитель Джастина с неприятными новостями.

Клод вовремя позаботился о цветочных предпочтениях Ребекки, хотя у него вызвало некоторый конфуз обилие живых цветов в доме, когда он туда приехал. Его шикарный букет, составленный лучшими калифорнийскими флористами, выглядел жалко на фоне многоуровневых цветочных композиций, которыми был заставлен весь холл. Ребекка же приняла его букет так, словно это был первый букет от мужчины в ее жизни. Она даже покраснела. А бутылка отличного Шато Лафит восемьдесят пятого года, предусмотрительно захваченная им из погребов покойного мсье Дюваля, стала завершающей точкой в покорении Клодом отца Габриэллы.