Семь драконов Ниларской принцессы

Шалюкова Олеся Сергеевна

— Ожидала другого?

— Душа, — поняла я. — В крови-то запачкан изначально был Ритани, а не … вы.

— Точно. Прогуляемся, лэри?

Я хотела сказать что-то лёгкое, ни к чему не обязывающее, но смутилась под ироничным взглядом. Он был другим.

Но, как ни странно, как ни смешно, а я уже знала этого мужчину. Я видела его в поступках и словах. Это им я восхищалась. Это за него мне было до слёз обидно.

Не Кровавый князь, которым он останется в истории навечно, а Князь Каннат —

тот, кто пошёл ради своего брата на жертвы, а в итоге из-за одной девчонки не закончил дело своей жизни.

Как же обидно!

— Не грусти, Медуница, — Каннат улыбался. — Слышишь?

— Но почему? — вскинула я к нему заплаканное лицо.

— Потому что ты — прекрасна. Запачканный кровью я не должен был даже стоять рядом! Но некоторое время мы были бок о бок. Я видел твои улыбки, слышал твой смех, осязал твоё тело, обонял запах твоих духов. Я не мог тебя коснуться, но я провожал тебя глазами. Я полюбил тебя, когда увидел, и ты — в моём сердце осталась даже после того, как мой последний вздох растворился в реальности. Я ни о чём не жалею. Пожалуй, это главное, что я рад тебе сказать. Я рад, что ты встретилась в моей жизни. Я рад, что ты в ней была. Я рад, что могу сказать это лично.

Каннат отступил на пару шагов, опустился на одно колено:

— Я не буду твоим рыцарем, лэри, я не буду твоим хранителем, я не буду твоим демоном или кошмаром. Мне не стать твоим спасителем, я стал лишь причиной твоей гибели. И то, что я сделал, я сделал лишь чтобы исправить то, что сотворил. Но я не жалею ни о чём. Спасибо, что ты была в моей жизни. Спасибо, что ты была столь прекрасна, что позволила мне — запачканному кровью познать любовь. Спасибо, что позволила мне любить себя. Спасибо, что плакала по мне. Спасибо.

Он поцеловал мою ладонь, едва-едва уловимо, и поднялся, ожидая своего приговора.

А я … всё, что я смогла сквозь слёзы выдавить, было:

— Отпускаю тебя!

Глава 24. Имя

Холод.

Холод окутывает меня с головы до ног. Но этот холод… тёплый. Он меня не ранит, не замораживает, не пытается разбить меня на кусочки. Он просто есть. Это холод и я.

Кто я? Что я? Где я?

Я не знаю.

Я где-то. Я что-то… Нет. Я кто-то.

Но кто именно? Холод надёжно скрывает.

Вокруг темно, поэтому мне даже не подсмотреть, что вокруг или как я выгляжу.

Но откуда-то я знаю, что я не оправдала чьих-то ожиданий, а кто-то любил меня просто за то, что я — это я.

Я не знаю, почему я помню именно это? Но второе раз за разом кажется мне важнее.

А потом темноту начинает тревожить имя. Тёплое имя, пахнущее горчичным мёдом и терпким яблоневым туманом у реки. Это имя очень простое, но почему-то мне хочется зажмуриться довольной кошкой и отозваться ему.

Кто

зовёт меня? И почему?

Я тянусь навстречу имени, но снова застреваю. Холод не хочет меня отпускать, холод удерживает меня в своём плену и шепчет на ухо:

— Не уходи, останься. Со мной тебе будет хорошо…

Но раз за разом звучит моё имя, и я хочу к нему.

Иногда то, как звучит это имя, меняется, словно бы кто-то другой в отчаянии или тоске пытается выдавить его, сквозь сжатое спазмом горло.

Иногда это имя кричат, кричат так, словно бы бьются в стену или закрытую дверь.

Но в такие моменты во мне очень мало сочувствия…

И кто-то смеётся в моих мыслях и моей душе:

«Правильно, пусть так ты будешь не такой уж и светлой, но тебе — и не нужно быть светлой. Достаточно того, что ты — есть. Потому что то, что ты делаешь — само по себе уже ценнее, чем если ты скажешь подлецу, что он подлец, а тому, кто совершил подлость, что он её совершил».

Я не понимаю.

Для меня всё ещё загадка, кто я. И почему женский голос, который обращается ко мне из глубин меня, порой такой сочувствующий.

«Через это тоже придётся пройти, потому что ты — перестаёшь казаться, теперь ты — становишься. Медь и железо, железо и медь. Мне интересно, к какому выводу однажды придёшь ты. Я буду присматривать».

Почему-то меня успокаивает это обещание, я снова засыпаю в объятиях холода, и снова открываю в нём глаза.

Имя…

Тот, кто шепчет его, зачем он зовёт меня?

Этот голос мне знаком. Мне даже немного смешно, я не знаю, кто я — но мне знаком этот голос.

Он больше не кажется мне неправильным… А когда-то казался?

Мне всё время кажется, что я быстрее узнаю этот голос, чем вспомню себя.

Но мгновение проходит, холод снова меня убаюкивает. Я закрываю глаза.

Мне не страшно.

А потом я вдруг понимаю, какое конкретно имя слышу.

Медуница.

Действительно, и мёдом гречневым, и яблочным туманом над рекой. Кисленьким, дразнящим.

Я знаю, кто меня зовёт.

Не знаю, зачем. Не знаю, как он нашёл это место. От НЕГО это место было хорошо защищено.

Но ещё в моей голове всплыло кое-что ещё.

В тот самый момент, когда я отпустила Канната, ни о чём не думая, не рассуждая, меня вернуло обратно к лэри Веронике.

И в её руках я ревела несколько часов, отпуская всё, что накопилось и накипело за годы унижений, разочарований и мучений.

А потом мы пили горячий сладкий чай с маленькими булочками в каком-то замке, сидя в уютной нише, обложившись маленькими подушечками.

Тогда я спросила:

— Почему? Я ведь должна была наказать его…

Лэри Вероника улыбнулась и спросила: