Семь месяцев
Шрифт:
Майлз садится на пол, избегая зрительного контакта со мной…
— Она причиняла тебе вред всю твою жизнь. Ты можешь не замечать этого, но она с первого дня сравнивала тебя с Милли. Хороший родитель так не делает. Ей не нравится видеть тебя счастливой. Всю жизнь она наказывала тебя за то, что ты была рядом, а после смерти Милли стало хуже. Я был там, Эмори. Я слышал, как она кричала на тебя, когда думала, что на вечеринках по случаю дня рождения никого не осталось. Я слышал, как она кричала на тебя, когда ты получала плохую оценку или отказывалась от работы моделью и ставила школу на первое место. Я всё это слышал. И я даю гарантию, Эмори,
— Она любит меня, — утверждаю я, хотя мой голос звучит недостаточно уверенно. — Она никогда бы не причинила мне вреда.
Майлз на мгновение выглядывает, для того чтобы снова опустить взгляд на пол перед собой.
— Она уже причинила тебе боль, Эмори.
Нет, она моя мать. Она никогда бы… не причинила мне вреда намеренно.
— Она хочет для меня самого лучшего. Она хочет, чтобы у меня было что-то настоящее. Она ненавидит тебя, потому что знает, что наш брак фиктивный.
Он поднимает глаза и встречается со мной взглядом, несмотря на то что слезы все еще свободно текут.
— Мы женаты, Эм. Насколько реальными должны стать наши отношения, прежде чем тебя перестанет волновать то, что думает о нас твоя мать? Насколько реальнее должны стать твои шрамы, прежде чем ты поймешь, что она никогда не относилась к тебе так, как родитель должен относиться к своему ребенку?
— У-у меня нет никаких «шрамов».
— Они есть. Не физические, но она всю жизнь оскорбляла тебя морально, Эмори. Как ты думаешь, откуда взялась твоя привычка голодать? Не от модельного агентства, а от того, что эта женщина продолжала называть тебя толстой, хоть ты никогда не была такой. Как ты думаешь, почему ты ненавидишь, когда тебя сравнивают с кем-либо? Женщина, которая всегда сравнивала тебя с твоей сестрой-близняшкой и называла уродливой, несмотря на то что ты выглядела точно так же как Милли.
Почему мы обсуждаем это? Мы должны были обсуждать, почему Майлз думает, что моя мать сообщила о нем в CPS, а не её прошлые ошибки.
— Она моя мать, Майлз. Её мнение обо мне всегда будет иметь для меня значение. Она не виновата, что я принимаю всё слишком близко к сердцу.
Он поднимается с пола, сокращая расстояние между нами. Майлз кладет руки на мое лицо, окутывая его теплом. Я позволяю ему это.
— Да, именно поэтому ей вообще не следовало говорить такое. Тот, кто любит тебя, так не делает, — на этот раз его голос звучит нежно, он больше не кричит. — Возможно, я не лучший отец, Эм, но мысль о том, чтобы сделать с Брук то, что делает с тобой твоя мать, заставляет меня хотеть умереть. Я лучше сгнию в аду, чем когда-нибудь скажу своей дочери, что она недостаточно хороша или что ей нужно похудеть, чтобы другие люди любили её. Видеть только недостатки и указывать на них при первой возможности — это не любовь.
Майлз вытирает мои слезы. На этот раз я не останавливаю его.
— Она… любит меня.
— Она никогда не проявляла к тебе любви, Эмори. Никогда. Ни разу за всю жизнь.
Из моего горла вырывается рыдание. Он прав, я знаю, что он прав, но я не хочу принимать эту реальность. Она
Я сжимаю его запястья, просто крепко держу.
— Если это не любовь, Майлз, то что это, черт возьми, такое?
Он наклоняется, прислоняя свой лоб к моему. Его глаза закрываются, и он выдыхает воздух, который касается моей коже.
— То, что у нас есть, — шепчет он. — Чувствовать себя свободным рядом с кем-то. Тебя не осуждают. Это правильно, Эмори. Рядом со мной ты довольна, спокойна. Тебя не беспокоят риски, которые несет любовь. Знаешь, что тебе не нужно переживать плохие времена в одиночку.
Всё… то, чего не дала мне моя мать.
— Тебе этого недостаточно, верно? — спрашивает он, отрывая свою голову от моей.
Наши взгляды встречаются, и хотя мой мир сейчас кажется размытым пятном, я все ещё вижу боль в его глазах. Это разбивает мне сердце.
— Я говорю тебе, как сильно тебя люблю, но тебе всё равно этого недостаточно. Ты не хочешь видеть, что любовь — это не насилие, — он глубоко и болезненно вздыхает. — Я люблю тебя, Эмори Кинг. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Не будет ни одного дня в нашей жизни, когда я не буду чертовски любить тебя. Для тебя это ничего не значит?
Я моргаю. Снова и снова. Надеюсь, что если я буду моргать больше, то быстрее освобожусь от слёз и смогу увидеть Майлза. Но я не успеваю, потому что Майлз убирает руки от моего лица и делает несколько шагов назад.
— Майлз… — говорю я дрожащим голосом.
— Ты всё ещё думаешь, что твоя мать не сможет причинить кому-нибудь вред?
Она никогда не проявляла к тебе любви. Никогда. Ни разу в жизни. Женщина, которая продолжала называть тебя толстой, хотя на самом деле это не так. Она причиняла тебе вред всю твою жизнь.
Я с трудом сглатываю. Думаю, могла ли моя собственная мать сообщить о Майлзе в CPS, поступая как эгоистка?
— Она работает в CPS, Майлз. Она… с чего бы ей… я не понимаю, — икаю я.
— Я спросил тебя, веришь ли ты, что она сможет это сделать?
На этот раз он звучит холодно. Холодный. Майлз никогда не был ко мне холоден, даже когда ненавидел меня.
— Может быть, она… смогла бы это сделать. Но я не понимаю, зачем ей это.
Майлз кивает головой и медленно отступает.
— Не уходи, пожалуйста, — прошу я.
Он останавливается.
— Я не оставлю тебя, Эмори, — говорит он. — Мне нужно пять минут, ладно?
Майлз делает шаг ко мне. И еще один. И еще один. Пока он снова не оказывается прямо передо мной. Он проводит большим пальцем по моей щеке, затем наклоняется, чтобы поцеловать в уголок моего рта.
— Всего пять минут, чтобы я мог осознать все, что произошло сегодня, хорошо?
— Хорошо, — выдыхаю я.
— Я никогда не оставлю тебя, Эм. Я имел в виду это, когда сказал, что люблю тебя. Отказываться от нас сейчас — это не вариант.
ГЛАВА 69
«И с каждым твоим вдохом, я влюбляюсь» — This Is What It Takes by Shawn Mendes
Майлз
Мы не общались две недели. Ну, не совсем.
Последние две недели были наполнены молчанием, подобным тому, что мы хранили до женитьбы. Это причиняет боль, особенно когда тебе хочется поговорить с женщиной, которую ты любишь.