Семь недель в чужом теле
Шрифт:
Андрей сделал глоток, поморщился и поставил бутылку на какую–то металлическую полку. Моторист в это время отвлекся, осматривая приборы. Затем немного осмелев, обратился к Севастьянову.
– Можно вас спросить?
– Валяй! – ответил Андрей, прикрыв уставшие от выпивки глаза. – Я по разговорам соскучился. Давай поболтаем.
– А как вы попали в Приморск? Такая посудина в наши воды никогда не заходила.
– Сказать тебе честно, Андрюшка, – Севастьянов ухватился за Андрюхину рубаху и подтянул моториста к себе поближе. – Я родился в Приморске.
– Чё,
– Серьёзнее некуда. На Яловой улице жил я. Во второй школе учился. Правда, недолго. До четвёртого класса. А потом… – Андрей взмахнул рукой и замолчал.
Пауза затянулась. Севастьянов–моторист смотрел на своего тёзку и пытался вспомнить его. Из каких–то закромов памяти он пытался достать детские воспоминая об учебе в начальных классах школы номер два и вспомнить этого человека. Но тщетно. Память встала в позу. В этот момент Андрей Владимирович открыл глаза и увидел изучающий взгляд моториста.
– Чего ты так на меня смотришь? – спросил он.
– Мы же с вами одного года. Вам столько лет, сколько и мне?
– Тридцать три.
– Получается, – сказал Андрюха, продолжая внимательно разглядывать собеседника, – мы учились в одно и то же время в одной и той же школе.
– Получается!
– Тогда скажите, почему всё так несправедливо? – Андрюха заметно погрустнел. – Вот скажите, Андрей Владимирович, почему же в жизни все так бесчестно? Вы и я одного возраста. Но вы, бляха, умный, а я балбес. Чурбан неотесанный. Походу, кто–то там сверху, – моторист вскинул указательный палец вверх, – накосячил!
– Андрюшка, друг, – сказал Севастьянов после глубокого вздоха. – Справедливости вообще нет! Это коммуняки придумали, чтобы чужие бабки поделить. Вот сам подумай. Один родился высоким и стройным, а другой маленьким и пузатым. Справедливо?
Моторист отрицательно потряс головой.
– Правильно, нет! – протяжно сказал Андрей. – А вот один родился в семье богатенького американца, а другой где–нибудь в африканском племени. Справедливо? Опять нет. Вот и у нас с тобой такая же песня. Я умный, а ты моряк. Только не обижайся. Это сегодня так. А завтра всё может быть совсем по–другому. Ты будешь умный, а я хрен с бугра.
– Так не бывает, – немного обидевшись, возразил Андрюха.
– Бывает, бывает! Поверь мне, ещё как бывает. Я такое уже видел, – после этих слов Севастьянов задумался. Он что–то вспомнил, и было полное ощущение, что Андрей протрезвел.
– Эй! Шеф! Что с вами? – испугавшись такого резкого изменения в поведении Севастьянова, громко спросил Андрюха. – Вам плохо? Может отвести вас в каюту?
Андрей поднял на моториста налившиеся свинцом глаза. И наливались эти глаза не от количества выпитого виски, а от воспоминаний о том жутком времени, когда молодой Андрей Севастьянов только проникал в мир большого бизнеса. Когда жизнь заставила его забыть о порядочности. Когда удар ниже пояса стал считаться правилом хорошего тона. Когда выигрывал не тот, кто способнее и умнее, а тот, кто успел. Но об этом позже.
– Да! – после небольшой паузы согласился Андрей. – Проводи меня в каюту. Что–то меня
– Это не только вас качает, – взяв шефа под руку, сказал Андрюха. – Походу, качка начинается.
Матрос помог Севастьянову подняться по трапу на палубу. Крепко держа шефа за талию, Андрюха повёл его в каюту. Начинался шторм. Ветер уже окропил мелкими солёными брызгами палубу. И, похоже, утихать не собирался.
– Подниекс обещал от шторма уйти, – недовольно произнёс Севастьянов.
– Не всегда получается, Андрей Владимирович. Шторм, наверное, быстрее, чем наша яхта.
Андрюха распахнул дверь каюты и отпустил Севастьянова. Тот, качаясь, добрался до кровати и рухнул на неё лицом вниз. Моторист закрыл дверь и собрался вернуться в моторное отделение. Вдруг перед ним выросла фигура Крымина.
– Ты чего тут делаешь? – прохрипел боцман.
– Помог шефу добраться до каюты, – с испуганными глазами ответил матрос.
– Обхаживаешь Андрея Владимировича! Хитрован ты оказывается, Севастьянов! – с хитрым прищуром прошептал Крымин. Потом положил руку на плечо мотористу и, указывая толстым пальцем на дверь в конце коридора, спросил. – Знаешь, что это за дверь?
– Нет.
– Это винный погреб. Ну погреб это условно. Туда надо капкан поставить. А то шеф сегодня днём опять разорялся, что там крысу видел.
– Хорошо. А какой поставить–то? – довольный дружелюбным тоном боцмана спросил Андрюха.
– Да какой есть, такой и поставь, – широко зевая, ответил Крымин и стал удаляться по коридору, держась за поручни.
Шторм усиливался.
Андрюха вспомнил, что у него под койкой лежит капкан на волка. Раз уж боцман разрешил поставить какой есть, так почему не этот? Моторист быстро добежал до своей каюты, взял капкан и установил его прямо под полками с напитками.
– Ловись крыска большая и маленькая, – пошутил Андрюха и побежал в моторное отделение.
Как Подниекс ни старался, но обойти шторм ему не удалось. А болтанка была нешуточной. Буквально полдня назад ласковые бирюзовые волны облизывали «Джину», заманивая её всё дальше и дальше в Атлантику, обещая безмятежное путешествие к зелёным берегам Доминиканы. И вот те – на! Черная солёная масса обрушивает на яхту весь гнев ночного шторма, барабанит по бортам, плюётся пеной, намекая на то, что пощады не будет. Это океан. У него такой нрав.
Андрей проснулся от сильной тошноты. Он, опираясь непослушными руками о стены, добрался до туалета. Ему было очень плохо. И оттого, что яхту раскачивало как маленький пластиковый поплавок, и от немереного количества виски, влитого в себя за эти несколько дней. Когда Андрей дополз до кровати и свернулся на ней калачиком то, закрывая глаза, он понимал, что совершенно теряется в пространстве. В голове его царила невесомость. Севастьянов с неимоверными усилиями поднялся и присел на край кровати. Он пытался взглядом встретиться с недопитой бутылкой виски, но её нигде не было. Тогда выход был один. Попробовать добраться до винного погреба, благо он был совсем рядом, и открыть новую порцию «Макаллана».