Семь Оттенков Зла
Шрифт:
— Сперва задам вам не менее деликатный вопрос. Скажите, почему ваш отец построил этот дом так далеко от цивилизации? — спросил он. — И… что с ним стало?
— Он скончался через семь лет после нашего прибытия, — сказал Август. — Мы переселились сюда в 1682 году, а отец умер в 1689 в возрасте пятидесяти девяти лет. Его сердце не выдержало утраты: наша мать отошла в мир иной за несколько лет до того, как мы покинули Амстердам.
— Это был ответ на мой второй вопрос, — кивнул Хадсон. — А что насчет первого?
Послышался отдаленный грохот, намекающий на то, что буря удалялась.
На этот раз заговорила Леопольда:
— Наш отец жаждал уединения. Неужели это так сложно понять?
Хадсон взглянул на нее и заметил, что она придвинулась чуть ближе к брату. Их плечи почти что соприкасались.
— Желание уединения мне вполне понятно, — ответил Хадсон. — Но не изоляция. Вам двоим, должно быть, было трудно покинуть Амстердам и жить не только в стране, управляемой англичанами, но и в такой глуши. Как выразился господин ван Деккер, это же край мира. К тому же я уверен, что строительство этого дома обошлось вашему отцу в целое состояние, ведь он должен был не только приобрести материалы, но и платить рабочим. А также обеспечить им проживание здесь на весь период работ.
— Леопольд мог себе это позволить, — ответила сестра. Она слегка приподняла свой острый подбородок, ее темные глаза сверкнули. — Он мог бы позволить себе дюжину таких домов. Мы прибыли из Амстердама на собственном корабле.
Леопольд, — отметил про себя Хадсон. Значит, дочь назвали в честь отца. А сына?
— А как звали вашу мать? — поинтересовался он.
— Августина, — ответил Август.
Хадсон кивнул. Он отпил еще эля и продолжил рассматривать небольшую гравюру, заключенную в полированную сосновую раму. Вдали послышался еще один раскат грома… Хотя нет! Теперь Хадсон ясно понимал, что шум доносился не с улицы. Он будто бы исходил из недр дома.
На стене висела еще одна гравюра, изображавшая пушку на колесах. Под ней располагалась небольшая медная табличка с надписью «БРАЙАРТУС».
— Первая пушка нашего прадеда, — тихо сказал Август, заметив интерес гостя. — Отлита в его литейной мастерской примерно в 1548 году. Первая из многих. Пушки семейства ван Ремм помогли Голландии стать великой морской державой, которой она и должна была всегда быть. То был Золотой Век. Нашим пушкам не было равных. Они сделали ту эпоху поистине великой.
Хадсон снова оглянулся на брата и сестру и увидел, что рука Леопольды, скрытая кожаной перчаткой, сжимает бледную руку Августа. Они сидели так близко, что это почти что нарушало приличия.
— Ваша семья, — нахмурился Хадсон, — ковала пушки для франко-голландской войны?
— Сотни, — последовал гордый ответ. — В том, что нас одолели в той войне, виновато не оружие, а бездарное руководство не менее бездарных политиков.
Что-то вновь зашумело в дальней части дома. Это определенно был не гром.
Август отпустил руку сестры, встал и взял со стола свечу в оловянном подсвечнике.
— Похоже, где-то распахнулись ставни. Простите, я
— Я подумаю об этом. Как вы и говорили, я ведь разумный человек. И настоящий наемник. — Хадсон поднял свой стакан в шутливом тосте за высказанную идею, хотя он и не воспринимал это предложение всерьез, для него оно было скорее насмешкой. Стоять здесь в присутствии членов семьи, чьи голландские пушки отправили на встречу с праотцами столько бравых ребят, — это одно дело, а вот отказываться от своего дела и своего слова — совсем другое.
— Превосходно, — улыбнулся Август, хотя его голос прозвучал на удивление сухо. — Я скоро вернусь. — Он коротко кивнул, подарил теплую улыбку сестре и вышел из комнаты, оставив раздвижные двери открытыми.
— Вам не следовало появляться здесь, — сказала Леопольда, как только шаги ее брата затихли в коридоре.
— Меня пригласили, — напомнил Хадсон.
— Я имею в виду, в Брайартусе. День, когда вы приняли это решение, станет для вас самым мрачным, помяните мое слово.
— Вы сгущаете краски. В тот день было немного пасмурно, только и всего, — с елейной улыбкой ответил Хадсон. Он бросил еще один мимолетный взгляд на гравюру с пушкой, и его лицо едва не перекосило от ненависти. Леопольд ван Ремм, должно быть назвал торговый пост Брайартусом в честь пушки своего предка и семейного наследия. И, конечно же, это название сохранится за городом, когда он вырастет и расцветет.
Хадсон повернулся к женщине. Итак, время игр закончилось.
— Кого вы кормите мясом тех лошадей, которых режете в своем амбаре? Явно ведь не только самих себя.
Она не ответила, а его укоряющий взгляд выдержала с ледяным спокойствием.
Хадсон сделал к ней несколько шагов, напустив на себя свой самый угрожающий вид.
— В доме есть кто-то еще, не так ли? Кто?
Леопольда продолжала смотреть на него с бесстрастным выражением лица.
Хадсон услышал позади себя скрип половиц — тихий шум, почти заглушенный стуком дождя, барабанившего по крыше. Прежде чем он успел повернуться, ему в голову уткнулся ствол пистолета.
— Вы правы, сэр, — сказал Август ван Ремм. — Мы с Леопольдой живем здесь не одни. В нашем подвале живет тот, кого прозвали чудовищем болота Блэк-Оук…
Глава 5
— … также известным, — продолжил Август ван Ремм, сильнее прижимая пистолет к затылку Хадсона, — как Цукор ван Ремм, наш младший брат. — Хадсон услышал, как взводится курок. — Боюсь, я не верю вашему намерению принять мое предложение. Когда я впервые встретил вас, то сразу понял, что вы — дурак и упрямец. Вы выглядите соответствующе. Леопольда, открой его сумку. В ней два пистолета. Пожалуйста, вынь их и будь осторожна. Она, вероятно, заряжены.