Семь Оттенков Зла
Шрифт:
— Что именно он о нем знал? — не понял Хадсон.
— Разве вы не понимаете? Он не должен был выжить! — почти прокричал Август. — Он должен был умереть в первые месяцы жизни, но он выжил. И вырос. Такие, как он… доктор Эльзеворт сказал, что никогда не встречал подобных ему. Он слышал о том, что такие дети рождались, но ни один из них не прожил достаточно долго, потому что… потому что сама жизнь их не принимала.
По затылку Хадсона побежали мурашки. Леопольда продолжала петь где-то в глубине коридора. Шум дождя начал стихать. Следующий раскат грома прозвучал в нескольких милях отсюда.
—
— Ему стало хуже, — сокрушенно ответил Август. — Гораздо хуже. Последние пять лет у него начали учащаться вспышки гнева. Сначала их было две-три, потом больше. Даже Леопольда уже не могла его успокоить. — Пистолет отклонился на несколько дюймов вправо. Взгляд Хадсона напряженно следил за ним. К сожалению, Август быстро спохватился и навел оружие обратно на цель. — В первый раз, когда он вырвался, его не было два дня и две ночи. А когда он вернулся, то принес с собой искалеченное тело. Чтобы показать его нам, понимаете? Как животное, которое приносит хозяевам свою добычу. Верная охотничья собака, ja?
— И вам негде было его оставить? Где его можно было… безопасно содержать.
— Где? — Август выкрикнул это слово с такой яростью, что оно буквально ударило Хадсона по лицу. — Кто согласился бы заботиться о нем? После того, как он принес третье тело, мы подумали, что должны сами убить его и положить этому конец. Мы похоронили еще двоих за амбаром. Индейцы к тому времени уже знали, что нам нужно много мяса, поэтому пришлось заключить сделку с Томуваэ. Пока мы покупали лошадей по назначенной им цене, он хранил молчание и помогал скрывать следы Цукора. И доказательства его вины, если таковые находились.
— Хорошее деловое соглашение, — едко сказал Хадсон. Он продолжал следить за движениями вооруженной руки своего недруга и хорошо помнил о пистолете на каминной полке.
— Томуваэ так же сильно желает исчезновения этого треклятого города, как и мы. Нам повезло, что Цукор ни разу никого не убил посреди зимы. Зимой следы было бы тяжелее скрыть. По правде говоря, зимой он почти все время спит. Я же говорил, он ведет себя, как животное.
Хадсон сделал еще глоток. Его стакан почти опустел, да и времени практически не осталось. Леопольда все еще тихо пела, но периодические яростные удары большого кулака по ослабленному дереву возобновились.
— Вы могли бы отвезти его куда-нибудь, — предложил Хадсон. — В больницу… в церковь… хоть куда-то…
— Нет, не могли! — яростно возразил Август, и на его изможденных бледных щеках появились красные завитки гнева, а в глазах вспыхнули угольки. — Если б мы сделали это, внешний мир бы обо всем узнал!
— О чем узнал? О состоянии вашего брата?
— Не только. Они бы узнали о… предпочтениях нашей семьи.
Хадсон почти боялся услышать правду, однако все же решился спросить:
— В каком смысле?
Август ван Ремм целую вечность стоял и смотрел на Хадсона горящими глазами. Затем на его лице растянулась убийственная улыбка, и он крикнул:
— Леопольда! Подойди сюда, пожалуйста!
Пение прекратилось.
— Август… я не могу… мне нужно…
— Этот джентльмен хочет получить ответ на вопрос. Пожалуйста, подойди сюда.
Она вернулась в комнату,
Оставшись один на один со своей звериной яростью, Цукор принялся молотить по стенам, как он делал это много раз прежде, пробивая себе путь из дома, который больше не сдерживал его жажду крови.
Леопольда пустым взглядом уставилась на брата.
— Чего ты хочешь? — спросила она.
— Пока ничего, моя дорогая. Позволь мне спросить тебя… кого ты любишь?
— Тебя, конечно же.
— И я люблю тебя, моя ненаглядная. Иди сюда, позволь мне обнять тебя.
Она подошла к нему. Август поставил подсвечник на стол и плотно прижал сестру к себе, глядя на Хадсона через плечо и продолжая держать его на прицеле.
— Вместе навсегда, — произнес он тихим и благоговейным голосом истинного любовника.
— Да, — выдохнула Леопольда, посмотрев на брата необычайно мягким взглядом. — Во веки веков.
— Покажи ему, мой ангел, — попросил Август и забрал у нее второй пистолет.
— Милый, я не…
— Он все равно нежилец. Покажи ему, и он поймет, что наша семья знала о любви на протяжении многих поколений.
Леопольда кивнула. Она повернулась к Хадсону и торжественно взглянула на него. Красавица начала снимать свои перчатки… сначала правую. Обнаженная рука насчитывала шесть пальцев, один из которых был искусно замаскирован перчаткой. Когда упала вторая перчатка, левая рука продемонстрировала не только шестой палец, но и уродливый обрубок седьмого, торчащего из мраморной кожи ее руки. Она протянула руки к Хадсону и демонстративно пошевелила пальцами.
Хадсону потребовалось несколько секунд, чтобы переварить увиденное и ответить. Он потер переносицу и разом допил последний глоток эля.
— А ваша особенность? — хрипло спросил он у Августа.
— Хвост, — усмехнулся ван Ремм. — И еще несколько… более интимных деталей.
— Что ж… зря я спросил.
Август вернул сестре пистолет. Она схватила его и направила на Хадсона, сжав оружие своими обеими уродливыми руками.
— Вставайте! — приказал Август. Продолжая держать Хадсона на прицеле, он потянулся назад, чтобы взять свечу. Цукор в коридоре вновь взревел и врезался кулаками в стену.
— Я бы предпочел еще немного посидеть тут.
— Следующий звук, который вы услышите, будет выстрелом, который сначала разнесет вам правую ключицу. Знаете ли, я стал опытным стрелком, еще будучи тринадцатилетним мальчишкой.
— Вставай! — скомандовала Леопольда и махнула пистолетом.
Хадсон глубоко вздохнул, медленно выдохнул и встал. Капельки пота стекали у него по бокам.
— Вы двое никогда не слышали о цепях? Они славятся своей способностью сдерживать…
— Он может вырвать любую цепь из стены. Он уже несколько раз так делал. И… черт, вы предлагаете нам заковать в цепи собственного брата? Как это грубо! — Август покачал головой. — Мы поступим так: вы пойдете по коридору первым. Мы пойдем следом.