Семь посланников
Шрифт:
– А-а. боишься сотрудников экоохраны[46].
– Ага.
– Но ты можешь разжечь костер в пещере, тогда никто и не увидит его.
– Догадливый, нечего сказать, - буркнул Генри.
– Но мне что-то не
хочется делать этого. Хоуард не стал допытываться о причинах, препятствующих юноше разжечь костер. Молчаливо уселся рядом с ним, поставил перед собой мешок и начал копаться в нем, что-то пытаясь найти. Достал, наконец, искомое алюминиевые кружки и флягу. Разлил в них неизвестный напиток и предложил его своему спасителю.
– Что это?
– подозрительно спросил Макензи.
– Отличная
– с
гордостью объявил старик.
– Вмиг согреет все тело и душу. Бери-бери, не робей!
– Генри колебался.
– Только не говори, что ты трезвенник. Юноша взял кружку, взглянул на ее содержимое и увидел, как на поверхности подрагивающей жидкости отражается ночное светило. Уже больше недели он пил холодную речную воду и попробовать нечто более вкусное показалось ему очень соблазнительным.
– Сперва ты, - помня все же об осторожности, сказал он. Старик с усмешкой покачал головой. Испил содержимое своей кружки и в доказательство перевернул ее. Этот жест немного успокоил Генри. Он отведал хваленого напитка и тотчас выплюнул его на землю. - Уг-г, что за противная штуковина.
– Ничего-ничего, она только с непривычки кажется такой. Скоро
привыкнешь. Старик снова наполнил свою кружку и поднял ее, намереваясь произнести тост.
– За наше знакомство! А, кстати, я ведь даже не знаю имени своего
спасителя.
– Генри, - неохотно назвался тот.
– Будем друзьями, Генри.
– Да, хотя бы до рассвета. Макензи сделал еще один ощутимый глоток и на сей раз, как и говорил Хоуард, напиток показался ему не столь уж отвратительным. Один глоток питья принес юноше обещанную теплоту.
– Ну, Генри, я жду.
– Чего?
– Расскажи-ка мне о себе. Ведь я ничего о тебе не знаю, то бишь кроме
твоего имени, конечно.
– Мне не о чем рассказывать.
– То есть как это? Ну, поведай хотя бы, из чьих ты, как забрел
сюда и почему живешь отшельником?
– Я ничей - детдомовец. Привел меня сюда злой рок, и он же обрек на
одиночество.
– Эх-эх-эх, - с грустью вздохнул слушатель. Задумчиво почесал затылок
и снова взялся за флягу.
– Трудно, видать, без родительской опеки?
– Как птице без крыльев.
– И ты совсем не помнишь их?
– Какая теперь разница, - не желая говорить на эту тему, отмахнулся
рассказчик. Генри отложил кружку и корье в сторону, подтянул колени к груди и оперся на них подбородком. В чистом вечернем небе висела полная луна, видневшаяся сквозь ветви деревьев. Свет ее заливал весь берег и серебрил одетые в зелень кусты. Тень горы сюда не доходила, и на скалистом берегу было ясно и светло.
– Не горюй, Генри, - задушевно проговорил Дуглас.
– Твоя жизнь
только началась. У тебя еще все впереди. Тембр его голоса и интонация, с которой он произнес эти слова, заставили Макензи вздрогнуть. Он оглянулся и в лунном сиянии увидел седобородого ссутуленного старика, с высоким облысевшим лбом, прорезанным глубокими морщинами. На пепельном лице при лунном свете поблескивали, скошенные к носу от постоянного вранья, темно-серые непроницаемые глаза. Старик сидел неподвижно, в живописной позе, и Генри показалось, что перед ним находится не живое существо, а каменное изваяние. Внезапно юношу будто
* * *
В полуосвещенной комнате тускло светил лабрадоровый свет. Люди в белых комбинезонах и масках суетились вокруг реабилитатора[47]. Огромный герметичный куб из триплексового стекла был заполнен этлоидом[48], жидкостью бледно-розового цвета. Внутрь этого куба посредством трубочек поступал кислород. Пациент, пребывавший в реабилитаторе, находился в бессознательном состоянии. Со времени его поступления в стационарный центр отдела социального контроля МСБ прошло три дня. За это время усилиями медиков было устранено физическое нарушение жизнедеятельности его организма. После пробуждения больного предстояло восстановить его психологическое состояние. Первый этап курса лечения был на исходе. По прогнозу врачей пациент должен был проснуться с минуты на минуту.
– Что вы думаете о патологии в головном мозге вашего пациента?
спросил у лечащего врача посетитель, облаченный в точно такой же комбинезон и маску.
– Не знаю, право же, что ответить вам, агент Баскони. Я видел
многочисленные отклонения различного рода, однако мне еще не приходилось сталкиваться на практике с таким случаем.
– Вы полагаете, что пациент неизлечим?
– А зачем его лечить?
– пожал плечами доктор Стифорд.
– По мне, так он
здоров.
– Но как же.
– Друг мой, он прекрасно живет и не подозревает о своем мутагенезе.
Это не приносит ему дискомфорта, тогда зачем же вмешательство хирургии? Вместо того, чтобы помочь, мы можем все только испортить. Да, признаюсь, у него были некоторые психические расстройства, но его недуг скорее связан с социальным положением в обществе и с отношением к нему окружающих людей, нежели надуманным заболеванием.
– А дуокардио[49]?
– Причиной этого также является мутагенез. И снова-таки, повторяю,
что все это лишь условно. Отклонения кажутся нам противоестественными, его же организм приспособлен работать в таком режиме. Если бы аномалии мешали ему вести привычный образ жизни, в таком случае действительно потребовалось бы хирургическое вмешательство. Но пациент вполне здравомыслящий человек, не отстает в своем развитии от сверстников, поэтому, полагаю, не стоит перестраивать его организм на новый лад, это может даже ухудшить его состояние. А нынешнее поведение Генри Макензи является временным и связано, как я уже сказал, с окружающей его обстановкой.