Семь сказок
Шрифт:
– Ану, – укоризненно промычал отец почтенного семейства гномов, – давай не при детях…
– А что?! – взвилась мать почтенного семейства гномов. – Доченька твоя ненаглядная тебя любого обожает, хоть в вине, хоть в гов…
– Мама! – скривилась Фрейя.
– …а Халвар уже взрослый, и от него, между прочим, проку побольше, чем от тебя! – не унималась Ану. – Знаешь, сколько ему вчера Эно заплатил за рисунок новой наковальни? Пятнадцать золотых, пятнадцать, ты слышал? Тебе пять ожерелий сковать надо, чтобы столько заработать, пьяница!
– Ма, – укоризненно покачал
Дочь опять прихлюпнула чай, вытерла рот рукавом домашнего платья и погладила Ларса по плечу.
– Не слушай его, папа, у него от воска не только борода, но и мозги склеились. Неподвижно.
– А тебе, красавица наша писаная, давно пора усы сбрить, – процедил Халвар, – глядишь, на ярмарке невест кто и позарится.
– Если и позарится, то на тебя, – парировала Фрейя. – Ой, смотри, что это?! Капнул все-таки!
Она притворно всплеснула руками и ткнула пальцем брату в бороду.
– Что?! Где?! – переполошился Халвар и, конечно же, наклонил голову, чтобы разглядеть непорядок в косах. Фрейя торжествующе ухватила его пальцами за нос и сжала изо всех сил.
– Ай! – гнусаво заверещал Халвар. – Отпусти, идиотка! Синяк же будет!
– Фрейя, уймись!
Ану шлёпнула дочку по руке.
– Ему сегодня на Совет идти, а ты! Вся в отца, бестолочь!
– Да? А Эно говорит, что я – вылитая мама, – ехидненько улыбнулась Фрейя. – Такая же умница и красавица. Сиди, пап, я тебе сейчас сапоги принесу.
Ларс благодарно подмигнул дочери, усовестившись про себя за утренние мысли про кипяток и кастрюльку.
Халвар бросил тряпицу на стол, вскочил, с возмущённым грохотом отпихнул стул.
– Выдай её уже хоть за кого-нибудь, па! Пусть мужа своего за нос таскает! Я так больше не могу! Мне сосредоточиться надо, а она!…
– Халвар, успокойся! – Ану подтянула шнурки, крест-накрест стягивающие его куртку по бокам, что-то поправила на животе, сдула с плеча невидимую соринку. – Чай, не первый день с сестрой знаком, мог бы на её выходки внимания не обращать. Наклонись-ка, у тебя на макушке, кажется, листик запутался…
– Не обращать, – проворчал Халвар, снисходительно принимая материнскую заботливую суету, – легко сказать, не обращать… Я творческая личность, я должен о проектах думать, а она меня с мысли сбивает всё время…
По гномским меркам сын уродился почти великаном, целых три локтя с колпаком, мать едва доставала ему до подмышки. И в плечах он был не так широк, как полагалось бы кузнецу в двенадцатом поколении. Зато ноги на удивление прямые. И уши какие-то слишком аккуратные… Не острятся ли кверху?! Ларс испуганно моргнул. Привидится же всякая ерунда с похмельных глаз-то… Эх, такие ушки да дочурке бы… И ноги… И плечи… Что ж дочки-то у гномов все сплошь в отцов-то урождаются… Для отцов-то, понятное дело, дочки все красавицы, а вот для женихов… И ведь что странно, привередничают
– Ма, ну хватит уже, сколько можно, я не маленький, – Халвар отпихнул от себя руки Ану. – Ты мне еще сопельки высморкай в тряпочку.
– Не хами матери, – с непонятно откуда накатившим раздражением рыкнул Ларс.
Вроде всё как обычно. Но почему-то именно сегодня всё обычное раздражает. Интересно, не подмешал ли Вилле вчера чего в свою настойку…
Халвар обернулся, удивленно вздернул брови, но промолчал. Это было первое замечание воспитательного характера, услышанное им от отца за последние лет тридцать, если не больше. Впрочем, что взять с похмельного старика.
– Не ори на ребёнка, – прошипела Ану.
– Ребёнок, я, конечно, понимаю, что ты спишь и видишь себя в Совете рядом с Логмэдром, – вошла Фрейя с начищенными до блеска сапогами отца. – Но, думаю, тебе рановато еще готовить место для поцелуев верных подданных.
Халвар и Ану обернулись в недоумении. Фрейя невозмутимо прошествовала мимо брата и матери, будто не замечая их вытянувшихся физиономий, и поставила сапоги рядом с отцом. Ларс, запрокинув голову, сосредоточенно тряс надо ртом кружкой, пытаясь добыть со дна последнюю ягодку черники. Ему очень нравилось, когда Ану бросала в свежезаваренный чай горсточку каких-нибудь сушёных ягод, бруснику, чернику, клюкву… Терпкий вкус можжевелового чая оттеняется едва уловимой кислинкой, запахи причудливо смешиваются, мысли пускаются вскачь, хочется загорланить какой-нибудь старый марш и… И взлететь. После виллевской настойки взлетать, конечно, тяжеловато, а вот чаёк можжевеловый с черничкой прихлебнуть – это в самый раз…
– Чего?! – Халвару надоело молчать. – Чего ты несёшь, какие места для поцелуев?!
Фрейя скрестила руки на могучей груди и торжествующе хмыкнула.
– Прореху, говорю, на штанах сзади залатай. А то всё бородой в зеркало-то лезешь, а надо бы и задницу иногда…
– Чёрт! – Халвар схватился за штаны и завертелся волчком, пытаясь рассмотреть свой тыл. Ану, причитая, припрыгивала вокруг него. – Ма, да не мешайся же! Я сам! Уйди, я сам!
Ану отступила, Халвар исхитрился, извернулся, изогнулся и всё-таки рассмотрел. Разумеется, всё было в порядке.
– Тебя за Вилле надо выдать, острячка! – заорал Халвар. У него даже веснушки побледнели от злости. – Только ему под силу оценить твой искромётный юмор по достоинству!
– Типун тебе на язык! – всплеснула руками Ану. – Халвар, ну что ты такое говоришь?! Почтенной гномихе замуж за лепрекона!
– Да уж лучше за лепрекона, чем за напомаженного придурка с бородой в три косы, – фыркнула Фрейя.
– Что-то я не вижу толпу придурков, претендующих на такую завидную невесту!
– Все мои толпы за тобой ходят, красавчик.