Семь валькирий: шкатулка Эофии

Ad Astra

Заметив неподалеку загорелого мужчину, что носил на голове яркий оранжевый платок и являлся потому владельцем переезжающей с места на место ярмарки, я напросилась к нему в караван, узнав о том, что направляется он к деревеньке у самой границы с восточной Империей. Едва миновал час, мы уже сели на двугорбых верблюдов, чинно зашагавших прочь из города, и, обернувшись напоследок, дабы проводить взглядом куполообразные крыши, я с нескрываемым удовольствием смотрела на горизонт, где виднелись не приевшиеся дюны песка, а деревья, пускай и оголенные да колючие. Совсем скоро вдыхаемый воздух перестанет обжигать легкие, а тело окружат сочные зеленые листья, под тенью которых я, наконец, смогу снять с себя защищающую от зноя одежду. Совсем скоро я перестану начинать своё утро с чистки сандалий от песка, и не будут

больше гремучие змеи заползать в мой мешок, который я оставлю на земле намеренно или по невнимательности. Совсем скоро я, быть может, увижу совершенно иной мир, что покажет мне невиданные доселе красоты, культуру, традиции и маленькие, но удивительные вещи, о существовании которых я даже не подозреваю.

Когда три дня пути были позади, когда песок сменился сухой землей, пустившей мелкие трещины, мы прибыли на границу, на которой порядком задержались. Длинная очередь, сотворенная из путников и возвращающихся домой жителей, медленно проходила чрез единственные врата, стража на которых исполняла свои обязанности как нельзя более ответственно. Взглянув на наши уставшие и в целом безобидные лица, они вежливо поинтересовались, что находится у нас в мешках, и, убедившись в том, что мы и контрабандистами не являемся, нам дали добро на вход, пожелав удачной дороги. Безусловно, за стеной нас не ожидали водопады и вечнозеленые леса, и природа на границе была ровно такой же, что мы видели день назад, однако, само предвкушение чего-то совершенно нового, чего-то поражающего воображение, вселяло в душу радостный настрой, что неустанно гнал нас вперед.

Узнав о том, что до ближайшего городка не менее четырех дней пути, мы заплатили добродушному селянину, согласившемуся приютить нас на своей телеге и довезти до деревеньки, что обещала появиться на горизонте уже через один день. Телегу эту, к слову сказать, тащил огромный каурый бык, два длинных рога которого уходили вперед, изгибаясь на концах, и ехали мы по главной дороге так медленно, что я моментально поддалась размеренной качке, тут же уснув. Проснулась же я глубокой ночью, когда селянин, не добившийся от Ориса ни слова, начал петь веселую песню, указывая тоненьким хлыстом вдаль, где ярко горели огоньки приветливой деревушки. Кое-где из-под земли уже пробивалась жухлая трава, а встречающиеся на пути деревья, чьи корни, разветвляясь, выходили на поверхность, несли на своих ветвях тонкие и мелкие листья, которые пытались сорвать гуляющие здесь небольшие кобылки.

Признаюсь честно и стыдливо, что возлагала даже на деревни таинственной Империи слишком большие ожидания, рухнувшие к моим ногам с раздражающим грохотом. Село, в котором мы оказались и в котором нас встретили как нельзя более радушно, ничем не отличалось от северных хуторов, а местные жители, скупающие вещи и одежду на границе, не изобиловали иной внешностью и, в целом, поведением. Речь их, однако, несла не привлекающий к себе внимание акцент, и, оглядев донельзя знакомые постройки, коих в селе было не более десяти, я поспешила получить от деревенского старосты спальный мешок и занять с ним место в чистеньком сарае. Отдав за ночлег довольно завышенную цену, я с укором и уважением начала думать о местных жителях, что, осознав выгодное расположение своего селения, развели подобие бизнеса, начав сдавать в аренду палатки, спальные мешки и, по необходимости, котелки, в которых они за отдельную плату могли лично сварить еду. Крогис называл подобное «само собой разумеющимся разведением туристов», и, учитывая дальность ближайшего города, разведение это было, хотя и очевидным, но необходимым.

Отужинав сухарями и пожадничав отдавать за горячий суп целых два серебряных, мы устроились в любезно предложенном нам сарае, в котором приятно пахло сеном и свежей выпечкой одновременно. Не скажу, что ночевка на тонком матрасе, служащим довольно жалким барьером между холодной землей и телом, не было мне по душе, ведь, повторюсь, всё лучше, чем спать в стогу среди орущих овец, но проблема была. Заключалась эта самая проблема в двух моих спутниках. Ну, настоящие зверюги, как бы иронично это ни звучало! Орис невероятно громко храпел, настолько громко, что вопрос о его холостом образе жизни отпадал сам собой. Крогис постоянно дергал во сне лапами и противно клацал зубами, заполняя этим звуком те промежутки

тишины, когда оборотень делал выдох, дабы вновь дать на вдохе храпака. По этой причине я не очень жаловала подобное совместное времяпрепровождение, и даже сейчас, повернувшись на бок к своей сумке, я понимала, что не спать мне этой ночью. Складывалось впечатление, будто отец намеренно подобрал мне такую компанию, чтобы я вернулась домой как можно скорее…

К слову сказать, тот рубин, который я довольно нагло присвоила себе, я намеревалась продать на ближайшем рынке по той причине, что деньги в наших мешках не вечны. Держа его при себе в кармане, как, впрочем, и все, что казалось мне ценным, я заметила, что камень изредка нагревается, становясь теплым и оттого приятным на ощупь. Если рубин на деле окажется камнем магическим, то я смогу получить отличную выручку, за которую мы сможем жить в Гоарисе полгода, и, осознав это лишь сейчас, во мне взыграла совесть. Вдруг этот несчастный камень был неким спасением для того странного метаморфа? Понимаю, пареньку в любом случае пришлось бы подло выкрадывать свою же сумку у хозяина таверны, ведь Крогис описал бедолагу настоящим маньяком, но, быть может, стоило оставить камень там? Нет-нет, всё то, что забывается в тавернах, владельцы таверн непременно присваивают себе, и уж лучше этот камень поможет мне, чем тому краснощекому мужичку. Прекрасно, достойное для меня оправдание.

Орис начал храпеть. Эта пронзающая барабанные перепонки симфония буквально сотрясала землю, и вот во мне уже теплится волна негодования. Не столь от того, что я не могу заснуть (всё же в пути я отлично выспалась), сколь от самой раздражительности этого звука. Кинув в Ориса пару раз найденными початками кукурузы и осознав всю бессмысленность придуманной затеи, я, проворочавшись на своём месте целый час, вскипела от злости и вышла на улицу, сев на старенькую скамью. Лежащий в кармане рубин грел бок, и, притулившись к стволу растущего рядом дерева, я с ужасом услышала, как громок и здесь храп оборотня. Полагаю, после нашей здесь ночевки жители, прежде, чем пускать к себе в деревню, будут узнавать у путников, храпят ли те по ночам.

Едва я поднялась с лавки, чтобы вернуться в сарай (все же пребывание одной на совершенно темной улице не столь романтично, как может кому-то показаться), как с крыши свалился пучок соломы, пугая мою впечатлительную натуру до тихого писка сквозь стиснутые зубы. В подобные моменты моё подлое сознание начинает неистово вспоминать все страшные истории, услышанные мной когда-либо, и это подключает определенный эффект: перемещаться я начинаю исключительно бегом. Кошка, да, это была определенно кошка, а я уж было выдумала себе страстей. Как я, спустя три года путешествий, не растеряла эту пугливость?

Когда впереди сверкнуло лезвие, я попыталась протереть глаза, посчитав это очередной игрой воображения, однако, руки словно онемели, и я попросту не смогла поднести их к лицу. Затылком я чувствовала чье-то тяжелое дыхание, и, принимая во внимание отсутствие у незнакомца запаха, а также то, что его бесшумные действия не пробудили Ориса, я сделала вполне логичный вывод, что меня собирается обкрадывать невероятно талантливый и опытный наемник. Почему именно вор? Если бы меня желали убить, приставленный к горлу клинок уже бы прошелся по коже и сосудам, но от этого мне не легче. Сердце заколотилось в бешеном темпе, я чувствовала, как дрожат мои колени, ведь всегда Орис вытаскивал меня из подобного, а позади ныне стоит тот, кто, возможно, опытнее его. Но, несмотря на это, напавший, видно, не знает, с кем связался, ведь и я могу сжечь всё вокруг себя, что я, собственно, и собиралась сделать, но…

— Верни камень, и я уйду, — прошипел мужской голос, не убирая от моего горла лезвия и не снимая с рук заклинания.

Страх как рукой сняло. Представив, что позади меня стоит тот самый паренек в белье, я, игнорируя кинжал, повернулась к незнакомцу, но тот был уже одет. Отскочив в сторону, он вновь повторил свою просьбу, в то время как я осознавала всю нелогичность ситуации. Или паренек глуповат, думая, что я не закричу, или он намеренно показывает свои благие намерения. Учитывая, что подобным приветствием благие намерения явно не показывают, я все же склоняюсь к тому, что юноша туп. Даже кричать расхотелось, не говоря уж о применении магии…