Семена страха

Осипова Татьяна

Он опустил глаза, стянул с головы шапку и бросил на стол.

В маленьком помещении зябко. Прыщ смотрел на Монету со спины, хотя совершенно не хотел этого делать. Она такая худенькая, с бледной кожей, как будто фарфоровая куколка. Так и хотелось завалить этого извращенца с ухмыляющейся рожей. «Ну ничего, ещё свидимся, мразь», — проговорил про себя парень. Самому раздеваться не стыдно. Плевать. Монета сгребла вещи в охапку и, отойдя в угол начала одеваться, на него и не смотрела. Правда краску залившую лицо не скрыть, поэтому Прыщ и

злился.

— Оружие заберёте, как будете уходить, — сказал охранник, убирая сальные волосы со лба. Прыщ заметил, что у того даже испарина выступила и разозлился снова. — Процедура неприятная, но заражённые нам тут не нужны.

Парень оделся, дал осмотреть рюкзак и, оставив на столе ножи, пистолет и винтовку, мотнул головой девушке. За стальной дверью коридор. В конце тоннеля дверь, где обычно обитал Петрович. Монета коснулась руки Прыща и тихо проговорила:

— Не злись. Может он и прав.

— Тварь, — проговорил сквозь зубы Прыщ. — Ты рожу видела его? Прямо, прожигал тебя взглядом, сука.

— Ничего, — вздохнула Монета. — Не наша территория и правила не наши. Забей. Всё будет Тип-Топ.

— Угу, — кивнул пацан и, подойдя к двери с надписью «посторонним вход воспрещён», постучал кулаком по металлической обшивке.

Глава 9 Оттепель

Петрович сидел за столом в тельняшке и в тёплом жилете из овчины. Скрестив руки на груди, он хмуро смотрел на парня и девушку. Гладковыбритый череп делал хозяина станции похожим на бандита, да и сам Михаил Петрович высокий и жилистый, казалось, лишь взглядом способен подковы гнуть.

— Складно всё рассказываете, — проговорил он тихим и властным голосом, а Прыщ чувствовал, что обида на него и товарищей у главы «Пушкинской» осталась. — Только если люди сами захотят, то уйдут. Я никого не держу здесь.

— А мне кажется, что тут что-то происходит, а вы не договариваете до конца, — ответил ему Прыщ. Прищурился, словно у него в глазах имелся индикатор лжи. — Что за унижение на КПП? Зачем раздеваться заставили? — Он мотнул головой в сторону Монеты. Потом, немного помолчав спросил: — И где бабушка? Она знает, что мы живы?

Петрович, сжав губы, кивнул, а потом нехотя сказал, что народ не хочет возвращаться на «Маяковскую», и на это есть причины.

— Вы не разрешите нам поговорить с нашими? — поинтересовалась Монета. — Мы сами им расскажем всё как есть.

— Зачем? — Петрович откинулся на спинку стула, потирая жилистые руки, — не вижу смысла.

— То есть теперь никто не сможет выйти наружу? — с издёвкой в голосе спросил Прыщ, чувствуя, что начинает злиться.

— А зачем? — пожал плечами глава.

— На поверхности стало теплее, — ответил парень. — Ваши погодники разве не приносят отчёт?

— На два градуса потеплело и что? — усмехнулся Петрович, — такое бывает.

Прыщ приподнялся со стула, облокотился на стол и угрожающе глянул на хозяина станции.

— Раз мы здесь,

вы не можете диктовать условия. Наши люди пока ещё не отказались от нас, и пусть скажут сами мне, что не вернутся на станцию.

Петрович медлил с ответом, и его поведение показалось странным, поэтому Прыщ спросил напрямик о том, что происходит.

— Вы что-то скрываете, Михаил Петрович?

— Я не обязан отчитываться перед вами, детишки, — с вызовом ответил ему глава станции. — Где ваши товарищи? Решили вас запустить как крыс сюда? И ты кто такой, что люди будут тебя слушать. Пацан.

Прыщ хотел, что-то ответить, но замолчал на полуслове, почувствовав руку Монеты на запястье:

— Михаил Петрович, — тихо отозвалась девушка. Она не хотела ссориться и настраивать мужчину против них. — В городе происходит что-то странное. И нас удивляет и даже настораживает то, что станции разобщаются всё больше. Теперь, когда мы должны поддерживать друг друга. Разве мы враги? У нас общая беда и нам делить что? Припасы, людей? Вы взрослый человек, а мы, как говорите, дети, но мы в одной лодке. Или вам тоже известно о том, что скоро случится?

— О чём ты, малолетка? — выпалил Петрович, и говорил он так, словно и, правда, есть что утаивать.

«Зачем, — рассуждал про себя Прыщ, понимая, что дело в том самом поезде, — куда же он отправится? Разве есть путь, ведущий куда-то в другие земли, где мы сможем жить спокойно»?

— Извините, если мы повели себя грубо, — внезапно проговорил спокойным тоном парень. — За эти дни многое случилось, мы потеряли людей, и мне бы очень хотелось поговорить с бабушкой. Это вы можете позволить нам?

Петрович закинул руки за голову и задумался. Человеком он был строгим, но не обидчивым. Знал, что малолетки сейчас дерзкие и не всегда уважительно относятся к старшим. «Наша вина, что воспитание перекладываем на общину, — рассуждал он про себя, — но миндальничать с этими отпрысками не хочу». Он вздохнул, и на его лице читались мысли, что ему совершенно не хотелось пускать ребят на станцию.

— Прошу вас, — Прыщ вдруг с мольбой посмотрел на главу. Монета даже удивилась такой внезапной перемене в своём друге. — Я просто скажу ей, что жив и у меня всё хорошо.

Взгляд мужчины немного потеплел. «Да что они могут, детишки, — решил он, — от них ожидать только лишь тявканье, да и больше ничего».

— Хорошо, — внезапно согласился он. — Только не наводите смуту и не ведите разговоры о том, чтобы люди покинули станцию.

— Ладно, — ответил он, — просто не пойму, почему вы лишаете людей выбора?

— Выбора? — скривил губы Петрович. — Знаешь такое понятие, как всеобщее благо, сынок? — Прыщ молча кивнул. — Так вот не задавай вопросов, я решил по-своему и не тебе, пацану, объяснять причину моего решения. Если вы захотите остаться, пожалуйста. Все, кроме твоих дружков могут примкнуть к нашей колонии. Ты и девчонка. А тех ублюдков я видеть не желаю.