Семейная сага
Шрифт:
А теперь мы, как соучастники преступления, одной веревочкой повиты. Придется делать так, как Катя велит. Она умнее, она опытнее.
Михаил. 1937, 20 июня
Сегодня мне позвонила в фотолабораторию, где я все
еще подрабатываю, Лиля Савицкая, жена Валерия, моего друга по военной академии. После первого же курса по спецнабору его взяли на работу в НКВД. Помню, что он
очень
Лиля, плача в трубку, сказала, что Валерий в очень тяжелом состоянии психической депрессии, и она просит меня придти к ним. Я не раздумывая поехал вечером к ним, уйдя даже с последних лекций.
Застал я Валеру, отходящим от тяжелой попойки. Глаза его были красные и опухшие, как от слез. В комнате висел густой запах водки или самогонки. Валера лежал на диване, а Лиля суетилась вокруг него, отпаивая его огуречным рассолом да крепким чаем.
Он очень обрадовался моему приходу. Я сел на краешек дивана, он взял мою руку и заговорил со мной. То и дело Лиля вставляла свои реплики.
— Миша, дружище, как здорово, что ты пришел! А я вот, видишь, чуть живой, ха-ха!
— Какое там "ха-ха"! — всхлипывала Лиля. — Пришел опять домой к обеду сам не свой, достал пол-литра "сучка", налил в тарелку, покрошил ржаного хлеба и ел ложкой будто тюрю, молча…
— Ну, Лиля, Лилечка! Мне после моей "работы" в горло больше ничего не лезет!
— Что, Ватсон, дела запутанные разбираешь? — Спросил я, решив сбить некоторое напряжение, витавшее в воздухе.
— Эх, Миша, Миша… Не дела, а тела… И запутанные проводами, чтобы не сопротивлялись… Меня же из следственного отдела "повысили", перевели в "расстрельный взвод", дали лишнюю "шпалу" на гимнастерку…
И тут Валерий, под всхлипывания Лили, рассказал мне о последних месяцах своей работы в НКВД. Его как-то вызвали к начальству и сообщили, что его направляют выполнять некое спецзадание, повышая при этом в чине. На следующий же день его направили со взводом в какой-то подземный каземат. Там в одной из камер уже стояли с завязанными глазами и скрученными за спиной руками пять
"врагов народа". Их нужно было расстрелять. Во взводе были уже "поднаторевшие" солдаты-палачи. Перед самым
расстрелом один из "врагов" успел крикнуть: "Да здравствует товарищ Ста…" Пуля не дала ему договорить. После этого расстрела Валерия рвало, как после сильного отравления. Солдаты подали ему стакан водки, которая полагалась каждому, участвовавшему в экзекуции…
На следующий же день, он пошел к начальству и попросил вернуть его на прежнюю работу. Он получил резкий отказ, который завершился словами: "…Кроме того, не забывайте, что у вас есть семья — жена, дети".
С тех пор он, приходя домой, напивался до потери
— Мишка, Мишенька, Михрютка мой дорогой! Мотай отсюда, как можно скорей! Подумай о своей семье! НКВД смотрит на нашу академию, как на источник вербовки кадров для себя. Ты говорил, что тебя какой-то твой старый друг приглашал в Москву работать в каком-то научном военном учреждении. Вот и поезжай! Поезжай к чертовой матери отсюда, и чем скорее, тем лучше!
А я?.. А вот сопьюсь вдрибадан, может, меня разжалуют, оставят в покое. А неровён час — и сам во врагах народа окажусь! А эти изверги… Ты же знаешь, у них теперь половина героев Гражданской во врагах ходит! Хотя и те сами тоже были изверги порядочные… "Борцы за идею!" — И о грязно выругался. — Помнишь, как они всю царскую семью с детьми уничтожили?
Беги, беги отсюда, куда глаза глядят!
Встреча с Валерием оставила у меня тяжелый след на душе. Но он прав, надо из академии уходить, пока не поздно. А ведь я и сам хотел с ним пойти в НКВД: было бы легче семью прокормить. Да вот Бог уберег… Что я говорю, какой Бог? Кого он и когда уберег?!
Сегодня самый разгар белых ночей. Катя с Еленой Степановной на даче. Я зашел домой, предупредил Павла с Ксеничкой, что приду поздно, а сам пошел погулять по
городу. Нужно придти в себя и составить план бегства из этого энкавэдэшного капкана…
Опять меня привело к Сфинксам. Я сел на ступени, открыл тетрадку для стихов, которую захватил с собой, но долго сидел не шевелясь, глядя в серебристо-серую воду Невы… Я был потрясен рассказом Валерия. Невольно вспомнился арест отца. Может, и его вот так же безжалостно убили где-нибудь в подвале?..
Я много думал, сидя на холодных ступеньках, сходящих к воде… У меня сложилось большое стихотворение, которое я никому показать не могу. Даже Катерине, а то она испугается за мою судьбу из-за моих крамольных мыслей…
Поздний вечер.
Через двор с конвоем —
трое взрослых,
пятеро подростков.
Их вели дорожкой боковою.
Выглядело все и буднично, и просто.
Вся семья былого самодержца.
Каждый взят — детей считая — на прицел.
Сам с достоинством особым держится —
ведь мужчина! (И к тому же офицер.)
Говорит жене:
"Не плачь…
Не надо!"
Сына гладит по ершистым волосам.
А солдат
его легонько в бок прикладом —
мол давай,
иди быстрей и сам!
(Ведь солдат-то знал, что в путь последний шли и бывший царь
и маленький наследник.
Вот пошто девчонок в тот же путь —
даже тот солдат не мог смекнуть.) Правду понимал и гражданин Романов, улыбаясь дочерям и сыну для обмана…