Семейные хроники Лесного царя

Бересклет Антонина

А статуя вправду стремилась ожить. Словно кончилось в ней (в нем!) терпение, словно не желал больше ждать ни минуты промедления. Как будто царевна своим появлением в башне пробудила в нем не просто надежду, но открыла внутренний источник силы, казалось бы, давно иссякший.

Милена, передвигаясь кругами по залу, то и дело наталкивалась на ветви или сломанные предметы обихода — не мудрено, если смотреть не вперед, а приклеится глазами к статуе! Скорее случайно, нежели целенамеренно, она нашла пыльный серебряный кубок. Точнее пнула, и он со звоном откатился из-под ноги, пришлось лезть под заросли колючек, доставать. Потом в раскуроченном корнями сундуке она машинально взяла тряпочку, чтобы кубок протереть. Даже самой стыдно, неловко,

что постоянно оглядывается на статую, обходя ее (его!) по кругу, а глаза видят совсем не то, что перед носом, а то, что ярко рисует воображение. И рисовало оно невесть что, ей-богу! Хорошо, что сейчас Милена находится вне границ Леса, иначе отец непременно бы услышал, так безудержно громко разыгралась ее фантазия, вот уж стыдобища-то получилась бы.

Однако кое-как справившись с волнением, царевна выполнила всё, что велел Яр. По его подсказке нашла сохранившийся сундучок, в котором чернокнижник держал зелья в маленьких флакончиках и порошки в баночках, выбрала нужные, высыпала в серебряную чашу, отмерив, сколько сказали. Разрезав себе руку ножом, нацедила туда же алой кровушки, так, чтобы на глоток-два хватило. Порез лизнула языком, моментально заживив, а жижу в кубке перемешала пальцем, потом тоже облизнула, скривилась: гадость несусветная!

Затем она поднесла кубок ко рту — к своему. И, с шумным прихлёбыванием, морщась, вобрала в рот, но не проглотила. Шагнула к статуе, раскрасневшись еще больше, осторожно пальцами приоткрыла ему губы — и неловко припала с поцелуем, с напором протолкнула ему в рот кровавое зелье, помассировав пальцами щеки и собственным языком приподняв ему язык, чтобы зелье пролилось в горло. Закончив, резво отпрыгнула назад, сверля статую подозрительным взглядом. Потом вспомнила, как Яр упоминал, что на восстановление подвижности потребуется время.

Милена приготовилась ждать.

Однако ждать, сидя в бездействии, было невыносимо. Она обошла статую кругом, раза три, но покамест изменений не замечалось.

Потрогала серый пыльный балахон, брезгливо надула губы… и в голову пришла хорошая идея. Раз времени достаточно, можно и сделать кое-что. Даже нужно! Ведь столько лет простоять в одном и том же — это ж кошмар. И Милена решительно взялась обыскивать все сундуки, что сохранились в зале. Нашла еще три запасных безразмерных балахона — все черные, как ночь, потому как, в отличие от надетого, просто выцвести не успели. И комплект нижнего белья, от вида которого на девичьи щеки вернулся алый румянец.

С бельем она решила всё-таки не спешить, тем более тут потребуется куда больше силы, чтобы справиться с рубашкой и подштанниками. А вот завернуть медленно отходящего от заклятия пленника в менее пыльный балахон — это она запросто. Поэтому Милена выбрала один, остальные засунула вместе с бельем в сундучок покрепче. Туда же сложила все вещицы, которые нашлись в зале в более-менее целом состоянии и которые по ее мнению могли бы представлять какую-то ценность для чернокнижника: тот же серебряный кубок, снова вытертый тряпочкой, миленькое маленькое зеркальце, чудом не разбившаяся клепсидра, письменный прибор и прочие мелочи, что валялись разбросанные по полу. Рядом с сундуком с вещами она выставила ближе к выходу сундучок с зельями-порошками. Вспомнила, что отец велел обязательно найти все книги, (потому как чернокнижник по определению без своих книг будет глубоко несчастен) — собрала в третий сундучок ветхие манускрипты, присыпала сверху трухлявыми свитками.

Затем, отряхнув ладони, она всё-таки взялась за самого некроманта. Благо тот уже достаточно «отмер»: гнулся в суставах и дрожал в коленях, самостоятельно сумел с чуть слышным вздохом закрыть глаза и, уронив голову на грудь, норовил рухнуть в блаженный обморок. Милена вовремя подхватила его подмышки, аккуратно уложила на пол. И с некоторым внутренним волнением взялась переодевать в новый балахон. Причем под старым нашлось нижнее белье, некогда весьма

целомудренное, ныне же наполовину истлевшее и сиявшее сквозными дырами. Царевна стыдливо отводила глаза от некоторых особо откровенных прорех. Но в целом с большим любопытством изучила рельеф действительно мужского тела: кожа и кости, но также в наличии длинные стройные ноги с миленько округлыми коленками; на тонких руках следы мышц, так что, если хорошенько откормить, в будущем будет смотреться очень неплохо; на безволосой груди нашлись не только выпирающие ребра, но и трогательно розовые крошечные соски, от вида которых Милена прикусила нижнюю губу; на впалом животе намек на кубики мускулов. Безвольно запрокинутая голова открыла жадному девичьему взору трогательную шею с едва заметным кадыком, которую так и хотелось потрогать… губами… вот тут за ушком… Милена с усилием помотала собственной слегка загудевшей головой — и поскорее запихала своего подопечного в свежий балахон. Главное, что никаких видимых повреждений на теле она не обнаружила, именно ради этого она осмотр и затеяла! Так она успокоила саму себя, пытаясь прогнать неуместное смущение.

После чего лесная царевна без особых усилий подняла этот черный «куль с мощами» на руки, словно рыцарь принцессу — и понесла вниз. Нести было не тяжело, так как Милена всегда была девушкой крепкой, а «мощи» весили даже меньше, чем братец Драгомир. К слову сказать, своего близняшку ей нередко доводилось вскидывать на плечо: то бедолага в огороде на солнцепеке, бывало, от солнечного удара голову не берег, то после ссоры вредничал, так что, исчерпав в перепалке все доводы и матерные словечки, сестре приходилось его таким образом домой возвращать. Да много чего бывало, всего и не упомнить. Но зато навык не пропал даром — сейчас весьма кстати пригодился. Хотя разница в росте между чернокнижником и Мирошем дала о себе знать, когда Милена пыталась вписаться в дверной проем на узкой лестнице — один раз его головой стукнула, разворачиваясь, благо капюшон и скрученные в узел волосы сколько-то смягчили столкновение с каменной кладкой, но удар всё равно получился звонким. И дважды слишком длинные ноги зацепились о дверной косяк. Милена шепотом попросила у своей ноши прощения за неосторожность и пообещала, что непременно сведет синяки, как только вернутся домой в Дубраву.

Снаружи ее встретили выстроившиеся ровной шеренгой гоблинши. Разве только под караул не взяли, не вскинули грабли-лопаты на плечо.

Милена на свирепое молчание лишь бровью повела. Не отпуская ношу, соизволила пояснить:

— Я забираю вашего «богиню» с собой.

— Зачем? — насупились зеленые бабы. — Что ты собралась с нашей Госпожой делать, злодейка?

— А зачем еще злодеи похищают красавиц из высоких башен? — съехидничала Милена, не удержалась.

— Чтобы съесть? — помрачнели бабы.

— Чтобы замуж взять! — фыркнула царевна.

Бабы похлопали глазами, переглянулись между собой. Неуверенно возразили:

— С каких пор злые колдуньи берут в жены богинь?

— Вообще-то это он колдун! А я царевна. Он — мужчина! — заявила Милена с высокомерием посвященной. — Как вы могли этого не заметить за столько лет?

Гоблинши смущенно покраснели, отчего их оливковые щеки приобрели сиреневатый оттенок:

— Правда, что ль? Да брешешь, поди.

— Буду я вам еще тут доказательства показывать! — вспыхнула Милена.

Гоблинши, сообразив, о чем она, еще больше засмущались, опустили орудия труда и обороны.

— Да разве мы б посмели богине под подол лазить? — пробормотала старшая, которую прочие вытолкнули вперед себя. — А на вид не скажешь, что мужик. Мужики-то наши совсем другие. Откуда ж нам знать?

Милена презрительно вздернула нос кверху. Перехватила поудобнее «черный куль». Приказала растерянным теткам:

— Сбегайте наверх, принесите сундуки, что возле дверей стоят. И побыстрее! Недосуг мне у вас задерживаться, мне домой надо, меня папка заждался.