Семейный архив
Шрифт:
Впрочем, недоумения мои касались не только других... Коснулись они и меня.
Что меня связывало с Иосифом Капланом? В чем-то, возможно, Марина Цветаева преувеличивала (золотой слиток на шее), но мало ли среди евреев подонков, и было, и есть?.. А если бы Каплан был не Каплан, а Иванов или Степанов — тронуло бы это меня?.. И потом если разобраться — какой я еврей? Языка не знаю, мой родной язык — русский. Историю еврейского народа знаю с пятого на десятое — древний Новгород с его вечем и выборами князя меня интересует куда больше, чем царство Соломона... Церковь Покрова-на-Нерли, когда мы с Колей Ровенским шли к ней
Но вот какая история... В год ташкентского землетрясения мы Геннадием Ивановым, бывшим редактором «Комсомольца Караганды», где я когда-то работал, а теперь собкором «Комсомолки» по Казахстану, так вот — в 1965 году он взял меня в поездку по Узбекистану, мы очутились в Самарканде, машина остановилась возле базара, у ворот... И я увидел — синее небо, устремленную вверх Биби-ханум, ослика, фонтан, серебряную крутую дугу воды над ним, шумную толпу в цветастых одеждах... И было мгновение, запомнившееся мне навсегда: я — оттуда, там, под этим плотным, синим, фарфоровым куполом неба, я родился, прожил всю жизнь...
И был еще момент: на Мангышлаке, на высоком берегу над Каспием... Позади, за спиной, была пустыня, серая, поросшая кое-где запыленными кустиками итсегека, впереди — залитая солнцем, слегка рябящая гладь... Снизу, наискосок, поднималась овечья отара, склон кучерявился живой, колышущейся массой из черных, белых, серых овец и ягнят, а впереди ехал на осле загорелый, коричневолицый чабан в бараньей шапке, носками едва не достающий до земли... В ту минуту, видя библейскую эту картину, я как бы перенесся на две-три тысячи лет назад, во времена еврейских кочевий...
Должно быть, существуют какие-то неведомые науке гены, какая-то сокровенная прапамять, соединенная с эмоциональной структурой, выражением глаз... Если во внешних чертах отражается родовое, племенное начало, то может ли оно не отразиться на психическом складе?.. Что-то связывает меня и с Капланом, и с библейским чабаном, и с торговцем на иерусалимском (самаркандском?) базаре... Связывает — и, если всмотреться, отделяет от других...
Мне запомнилась редколлегия, которая собралась в кабинете Толмачева в январе. Расширенная редколлегия, по сути — актив журнала. Здесь не было тех нескольких человек, в поддержке которых я был уверен, кто ушел из журнала, как Володя Берденников, кто давно перестал заглядывать в редакцию, как Николай Ровенский, кто находился в отпуску, как Надя Чернова...
После сообщения о планах журнала на 1988-й начавшийся год и вяловатого их обсуждения Толмачев сказал:
— Поступило письмо от Герта Юрия Михайловича...
В холодной, настороженной, окольцевавшей меня тишине он читал:
...«Думаю, что гласность и демократия предполагают и ясность позиции, и чувство ответственности. Чем руководствуетесь Вы, намереваясь опубликовать «Вольный проезд»?.. Если после публикации «Вольного проезда» журнал обвинят в потакании антисемитизму, в разжигании национальной розни, то обвинение это будет вполне заслуженным...»
— Кто желает высказаться? — Закончив чтение, Толмачев торопливым, скользящим взглядом пробегает по неподвижным, закаменевшим лицам.
Долгое-долгое молчание.
— А о чем тут говорить? — произносит Щеголихин и поднимается, распрямляясь во весь свой могучий рост. — И вообще — что это за тон у Герта, чтобы так с нами разговаривать?.. Не вижу смысла в каком-либо обсуждении. Цветаева
По сути, на этом все кончается. Щеголихину никто не возражает. Его не любят в редакции, но неприязнь ко мне, перерастающая в ненависть, пересиливает...
Их много, человек пятьдесят...
Я один.
Алексей Селянинов.
Евреи в России
Эпиграф: Жид и его кагал — все равно, что заговор против русских. Ф.М.Достоевский
Москва. Витязь. 1995
«Вот уже девятнадцать веков евреи живут не у себя, рассеяны малыми группами среди других народов и подвергаются неприятностям, которые должен испытывать каждый, если насильно вотрется в чужой дом. Народы, подвергшиеся еврейскому засилию, не могли благосклонно относиться к этому нашествию иноземцев, тем более, что пришельцы не отделились друг от друга, а, проникнув в принявшую их среду, не только не постарались слиться с коренным населением, но, напротив, делали и делают все, чтобы сохранить свою национальную обособленность.
Из подобного неестественного положения могло возникнуть только обоюдное недоверие, к которому впоследствии присоединилась враждебность... Что приносили пришельцы в те страны, где они селились? Только свои нужды, а удовлетворять их они могли только в ущерб коренному населению.
Евреи составляли всегда обособленную колонию в государстве, и уже одно существование этих колоний паразитов само по себе достаточно объясняет недружелюбие к ним. В странах христианских это недружелюбие еще усугублялось религиозной рознью и, понятно, легко перешло во взаимную ненависть. Ненависть эта тем легче развивалась в еврейских душах, что их не сдерживало никакое возвышенное учение, а наоборот, ее возбуждали ежедневные затруднения в борьбе за существование, предпринятой при невыгодных условиях, которые побеждать не иначе, как коварством, евреи не умели.
...Членам еврейских общин необходимо было кормиться на средства тех народов, среди которых они поселялись. Вместе с этим их щемило неутешное горе в воспоминаниях о разрушенном Иерусалиме. Следствием этого было постоянно возрастающее упрямое желание сохранить «свое», осуждаемое христианами, и унизить и низложить противоположный идеал, т.е. религию Христа. Стремление это было тем более настойчиво, что приходилось его скрывать. Еврейское племя было приговорено вести хитрую, коварную, невидимую борьбу, приговорено постоянно скрывать, лгать и лицемерить.
...Евреи считают территорией своего отечества весь земной шар. Еврей привык к мысли, вытекающей из его религиозного миросозерцания, что после Иудеи его отечеством стал весь мир. Поэтому где бы он ни жил, еврей всюду считает себя хозяином, принадлежащим к единственной самодовлеющей нации в мире — еврейской».
Брошюра, из которой сделаны приведенные выше выписки, была издана в десятых годах XX века и переиздана в его конце. Что изменилось за почти столетие в отношении «коренной нации» к евреям?.. Кого и в чем переубедили судьбы, страшные судьбы — дяди Ильи, тети Веры? А мой отец, погибший на фронте в первые месяцы войны?.. А дядя Костя, а Иосиф Абрамович — со стороны Ани, воевавшие в Отечественную?.. А 500 тысяч евреев, солдат и офицеров, из них в боях погибло около 200 тысяч? При «сверхбдительности» по отношению к евреям, 120 из них удостоены были за военные подвиги звания Героя Советского Союза...