Семейный архив
Шрифт:
Но любопытно и другое: евреи считали своей родиной страну, где жили они и их предки, страну, за которую отдавали свои жизни... Как же относилась к ним эта страна?.. Во время гражданской войны в России произошло 887 погромов. Приблизительно 40 процентов, совершили петлюровцы, 25 процентов — банды атаманов Григорьева, Махно, Зеленого и других, 17 процентов — части армии Деникина, 8,5 процента — части Красной Армии. Общее число погибших в погромах не поддается точному определению, приводимые в различных источниках цифры колеблются между 50 и 200 тысячами...
Однако нынешний антисемитизм стремится к тому, чтобы не быть поверхностным, оперирующим в основном аргументами, лежащими в сфере эмоций.
«Л. Гумилев нарисовал предельно отталкивающую картину государства-паразита — Хазарского каганата, обложившего тяжелой данью всех ближних и дальних соседей... По Гумилеву, власть в Хазарии захватили злокозненные пришельцы иудейской национальности, усиленно обращавшие в свою веру простодушных сынов степей. Последняя версия была подхвачена нацистами отечественного разлива, поднявшими шум вселенский об извечных кознях жидомасонов, еще тысячи лет назад обкатывавших на русских землях свой сатанинский план порабощения народа-богоносца».
(Александр Бушков, «Россия, которой не было»).
Иную трактовку событиям, связанным с Хазарией, дает Высокопреосвященный Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, касаясь при этом былины «Илья Муромец и Жидовин»: «Былина описывает битву Ильи с Великим Жидовиным, заканчивающуюся победой русского богатыря. Существуют два достоверных исторических события, которые могли послужить отправной точкой для сюжета. Первое — разгром Святославом Хазарского каганата. Иудейское иго длилось по 965 год, когда хазарская держава пала под ударами дружин русского князя. Учитывая человеконенавистническое содержание учения талмудических религиозных сект, признающего человеческое достоинство лишь за «богоизбранным» народом и приравнивающего остальную часть человечества к скотам, лишенным бессмертной души, вполне вероятно, что общение с хазарскими «жидовинами» не оставило в русичах никаких приятных воспоминаний».
/«Самодержавие духа», «Надежда», Саратов, 1995 год, стр. 41/.
Несколько замечаний по поводу имеющей хождение версии, связанной с изображением Хазарии — оплота иудаизма и злейшего врага и угнетателя Руси.
В Хазарии не было государственной религии, все религии имели равные права — христианская, мусульманская, иудейская, языческая. Каждый молился тому Богу, какому хотел.
Карамзин, отнюдь не будучи юдофилом, писал о хазарах: «И сих завоевателей, кажется, не угнетало славян, по крайней мере летописец наш, изобразив бедствия, претерпенные народом его от жестокости обров, ничего подобного не говорит о козарах».
И, наконец, не хазары уничтожили Киевскую Русь, а наоборот Киевская Русь уничтожила Хазарию...
Когда я писал роман-эссе (затрудняюсь более точно определить жанр этой вещи) «Эллины и иудеи», там я цитировал обширные высказывания о евреях светлых российских умов, настроенных в пользу гонимого народа... Но позже я понял, что для России более характерна противоположная тенденция — юдофобская, в скрытой или откровенно громогласной форме. Впрочем, едва ли Россия составляет среди прочих стран исключение...
Традиция... Дух... Атмосфера... Когда я это стал понимать, а случилось это не сразу, горьким моим недоумениям пришел конец...
Что было дальше?
Дальше случилось то, что являлось абсолютно естественным, закономерным, но таким увиделось мне потом, годы спустя, а в ту пору представлялось вопиющим, абсурдным...
Национальные, племенные, пещерные чувства дремлют в человеке,
Тот же всплеск звериного, стадного начала произошел вслед за публикацией «Вольного проезда» — журнал напечатал в нескольких номерах роман московского писателя Владимира Успенского «Тайный советник вождя». Это была прямая, незамаскированная апология Сталина, замешанная опять-таки на исконно-посконном русском патриотизме и ненависти к евреям... В сущности, то была декларация «Памяти», и если протестовал по поводу «Вольного проезда» я один с небольшим кружочком близких мне друзей, то здесь поднялись, зашевелились многие. У меня целые дни трещал телефон. Звонили Володя Берденников, Ровенский, Черноголовина, Жовтис, звонил из Каранды Миша Бродский, грозил написать в «Литгазету», обратиться в недавно созданный «Мемориал», звонил Саша Самойленко, собкор «Литературки», звонили десятки знакомых и незнакомых людей...
Однако нужно еще рассказать об одном эпизоде, который предшествовал публикации «Тайного советника». В 1988 году меня пригласили в одну из школ — на встречу с учениками, Все шло обычным порядком, вопросы — ответы, записки, реплики... Но вдруг... Мне показалось, что я ослышался. Я переспросил... И в ответ раздалось, прошумело по рядам:
— Мы за Сталина!
Ну и ну! Меня — как обухом по голове:
— За Сталина?.. Это почему же?..
Поднялась девушка:
— Мама говорит, все тогда было дешево, и цены каждый год снижались...
Поднялся парень и — не застенчиво, как девушка до него, а напористо, с вызовом:
— Фронтовики говорят, без него бы мы войну не выиграли!...
И это после всего... Всего...
Я написал об этом случае в республиканской комсомольской газете.
Статья моя имела неожиданный реагаж: мне позвонили из издательства и предложили (чего никогда не бывало!) написать книгу. Пока я писал ее она получалась объемистой и, по сути, охватывала всю мою жизнь — и думал, думал, думал... Но так и не мог объяснить ни предполагаемому читателю, ни себе самому, как после так называемой «коллективизации» с многомиллионными жертвами, после тридцать седьмого года, после устланной миллионами трупов дороги к Берлину, после «космополитизма» и «дела врачей», после того, что я увидел и почувствовал в Караганде — как после всего этого снова, опять...
Когда в нашем «Просторе» печатался Платонов, Домбровский, Пастернак, Мандельштам, когда у нас печатались главы Марка Поповского о Вавилове, статьи Чижевского, воспоминания сестры Есенина и другие подобные вещи, тираж не поднимался выше 25 — 30 тысяч. Когда — уже без меня — был напечатан «Тайный советник» тираж подскочил до невиданной дотоле цифры — до 200 тысяч экземпляров!
Да, Казахстан был напичкан лагерями, опутан колючей проволокой, здесь были, разумеется, не только заключенные, но и охрана, охранники, естественно, должны были найти разного рода оправдания перед своими детьми, родственниками, перед самими собой... Оправданием был Сталин! Однако 200 тысяч — это были не только охранники, не только следователи, не только кегебешники... 200 тысяч — это уже был народ...