Семейный архив
Шрифт:
— Поздравляем, гражданин, соврамши!»
(«С-Демократ» номер 6 /12/за 1992 год.).
Далее — изнанка национализма, или кому и для чего нужно его раздувать, говорить о традициях, о предках и т.д.
Далее приводятся данные из книги Сагындыка Мендыбаева, Николая Фомина и Виктора Шелгунова «Семья Назарбаевых: истоки благосостояния».
Кто самый богатый человек в Казахстане? Какая семья в Казахстане владеет наибольшими ресурсами? Самый богатый — президент Назарбаев, самая богатая — семья Назарбаевых. Рядовые граждане могут наблюдать лишь верхушку золотого айсберга: шикарные лимузины, строящиеся и уже отстроенные резиденции в разных концах республики, богатые охотничьи угодья, площадки для гольфа и дорожки для конных
Думается, «самостоятельный» Казахстан не был среди других республик исключением...
Гайдар...
Ситуация в российской экономике в декабре 1991 года была тяжелейшей. Из нее было несколько выходов. Можно было, как пишет Рой Медведев, ввести в стране чрезвычайное экономическое положение, контроль над экспортом и импортом, карточки на важнейшие продукты... Но Гайдар, монетарист, воспитанник гарвардской школы, решил иначе. Не знаю, чем его свиноподобная физиономия импонировала Ельцину, но тот решил, что «мальчики в коротких штанишках», никогда не знавшие ни нужды, ни голодного бурчания в желудке, «мальчики» из так называемой «элиты» выведут страну на путь «шоковой терапии» и светлого капиталистического будущего!..
Через 8 месяцев после начала гайдаровских реформ академик Олег Богомолов писал: «Падение жизненного уровня обгоняет сокращение производства. Товарооборот уменьшился вдвое, реальные доходы населения, видимо, еще более. По сравнению с январем 1991 года стоимость жизни возросла не менее чем в 20 раз... Люди пытаются приспособиться к изменившимся условиям, чтобы выжить: экономят на чем можно, разводят огороды... Утрачиваются стимулы для развития сельского хозяйства. Значительная часть валютной выручки /до 1 млрд. долларов в месяц/ утаивается и оседает за рубежом....»
«Все смешалось в доме Облонских» — разрыв с «Простором», антисемитизм — открытый, откровенный, гайдаровские реформы, распад страны, отъезд ребят... И понимание того, что в Америке я никому не буду нужен, и мое писательство, моя ментальность, защита ценностей, которые я исповедовал всю жизнь, сопротивление их разрушению — все это имеет смысл здесь, только здесь...
Не знаю толком, что происходило в душе моей жены... Миркины, Володя и Нэля, твердили об отъезде, о воссоединении с детьми. И вместе с тем я все более ощущал себя чужим в своей стране... И передо мной была Аня, ее сокровенная, иногда выплескивавшаяся тоска...
Но было не только это...
Я помню, как мы с Аней сидели на кухне, и тут же крутился магнитофон. На пленке было записано
Ты далеко...
В руке моей от тебя письмо...
Вдруг на меня накатило... Я держался, стиснув зубы, скосив глаза в окно, за которым ветер срывал последние листья с росшей за нашими окнами акации...
И я не выдержал — упал головой на стол, на сложенные на столе руки — и заплакал... Не мог остановиться, унять хлынувших из меня рыданий... Не помню, когда я плакал, рыдал подобным образом...
А ты далеко,
Но сердце рядом с тобой...
Но ты далеко —
Вернись ко мне, друг ты мой...
Я видел перед собой Маришу, ее волнистые, черные, с искоркой, волосы, ее светло-голубые, лазурные глаза, ее округлые щеки, ее высокую нежную шейку...
Но ты далеко...
Мне без тебя нелегко...
Я так хочу увидеть тебя,
Но ты далеко...
Я внезапно почувствовал невероятную даль, разделявшую нас, горбом вздувшийся океан... «Никогда... Никогда...» — звучало в моих ушах.
И все мне казалось,
Что ты предо мной,
Как будто я слышу
Твой голос родной...
Аня не утешала, не пыталась меня остановить — наверное, ее поразило то, что она увидела, услышала... Но я... Я не мог остановиться и после того, как песенка закончилась.
В те минуты — именно в те — для меня и было все решено...
Да, все решила простенькая, пошловатая в чем-то песенка... Она поставила в моих метаниях точку.
Незадолго до нашего отъезда раздался телефонный звонок. Звонивший представился: Лео Вайдман, из «Казахстанской правды». Он предложил мне зайти в редакцию, обсудить важный для меня вопрос... Когда?.. В любое время...
Странный звонок, странное приглашение... И еще более странным было появление в газете (не в «Казахстанской правде», куда его не пустили, а в «Вечерней Алма-Ате») моего интервью под заголовком; «Я не говорю вам прощай, я говорю—до свидания!» И сопровождалось оно такой врезкой:
«На этот раз слухи оказались действительно не преувеличенными. Гражданин Республики Казахстан, известный русский писатель Юрий Герт уезжает в Соединенные Штаты Америки. Но отнюдь не из политических соображений. Есть вещи поважней, чем политика, чем жизнь впроголодь. Они именуются обстоятельствами, которые очень часто оказываются выше нас. Писатель уезжает, чтобы жить вместе с теми, ради которых все мы живем. С ним наша встреча перед дальней и трудной дорогой, размышления о происходящем, о пережитом, о бесконечном».
Интервью было напечатано в двух номерах. Вот отрывки из него, которые говорят о времени (шел июль 1992 года) и не только о нем... Это были последние слова, произнесенные на земле, где я прожил 61 год.
Вайдман: Как вы, Юрий Михайлович, понимаете ныне происходящее? В моем сознании это как-то не монтируется: демократия и тотальный разор, обнищание духа, деградация нравственности... Много говорят и еще больше пишут об ушедшем в прошлое политическом режиме, а у меня такое ощущение, что он вполне тот же самый, только с иным лексическим и репрессивным аппаратом... Если Юрий Герт, никогда в своих произведениях не бегавший от острейших проблем своего времени, возьмется — или уже взялся? — за очередной роман, как он объяснит природу переживаемого обществом катаклизма?