Семейный архив
Шрифт:
Он прочел «Эллинов» залпом. И сказал, что ничего не обещает, но попробует... Попробует добиться поддержки «Джойнта» и, с его помощью, издания книги в России. Я этому не слишком верил, тем более, что Санька ничего определенного не обещал. Что же до «Джойнта», то обращение к нему представлялось мне забавным: ведь это «Джойнт» обвиняли в 1953 году по «делу врачей», «Джойнт» фигурировал тогда в качестве шпионской организации...
Санька читал свои стихи, я отворачивался, чтобы скрыть слезы...
Русская сосна
Россия — мать,
А. Синявский
И вновь — Синай. Синай, крутой страницей
В мою судьбу, наверно, ты войдешь...
Мы в декабре стояли на границе,
Густела ночь и лил холодный дождь.
И ветер дул, холодный и свистящий,
А ты не спи — границу карауль...
Но как-то вдруг в песке нашли мы ящик,
Сосновый ящик от советских пуль.
Как знак войны и горького привета
От дальней-дальней северной земли...
Еще не близко было до рассвета,
И мы костер — согреться —разожгли.
Мы упоенно грелись под навесом,
А ветер дул, и ночь была темна,
Мы вспоминали с другом об Одессе,
В костре горела русская сосна.
Ах, мать-Россия, пулями своими
Зальешь ты мир, терзая и губя...
Россия-сука, проклятое имя,
Я все равно еще люблю тебя.
И до сих пор тебе спасенья жажду,
И вслед тебе с надеждою смотрю...
Хоть ты меня еще убьешь однажды,
Я все равно тебя благодарю.
Благодарю, что годы без ответа
К тебе взывал я в муке и тоске,
Благодарю
Я говорю на русском языке.
И что с тобой, открыв впервые веки,
Я ощутил в себе живую кровь,
И что в тебе погребены навеки
Мои стихи и первая любовь.
Благодарю еще за то, что знаю:
Мне от тебя погибель суждена
За то, что здесь, в глухой ночи Синая
Меня согрела русская сосна.
Мы не виделись ровно 33 года... Мы спорили. Санька упрекал меня за наивность, за стародавнюю веру в интернационализм, в то, что, грубо говоря, «все люди — братья»... «Неужели ты не видишь, как весь мир враждебен евреям, как нас хотят стереть с лица земли? Как лицемерна скорбь по поводу Холокоста?.. Ведь ты сам говоришь, что центром судьбы нашего народа, его единственной надеждой является Израиль?..» Но я не мог преодолеть себя. Мне казалось, что евреи несут в себе всемирное, интернациональное начало, что наука, музыка, медицина, философия, Библия — да, Библия, как протест против язычества — в романском, славянском, англо-сакском, мусульманском мире — все это суть еврейства, не замыкающегося лишь на своем, на собственной судьбе!..
— Хватит! — говорил Санька, теребя бороду. — Разве ты не видишь, чем платит мир за то, что дали ему евреи?..
Времени было мало, мы не успели доспорить...
Санька позвонил нам из Нью-Йорка:
— Кажется, все получится, как я говорил... «Эллины» будут изданы в России... Но пока еще не следует радоваться — пока...
Спустя полгода «Эллины»-таки увидели свет — в Москве, тиражом в 1000 экземпляров. Издатель сообщил, что книга будет распределена по еврейским библиотекам, двести экземпляров, остальное — 800 экземпляров — будут мои, я смогу распоряжаться ими, как мне захочется... Но с помощью Бориса, мужа Ирочки, мне едва-едва удалось получить 200 экземпляров — сто пятьдесят я просил раздать моим друзьям в Москве и отослать Грише Карпилову в Минск, остальное я получил здесь, в Кливленде...
Но дело не в этом, а в Сане Авербухе. Шесть лет моя рукопись, при полнейшей свободе слова, не могла превратиться в книгу — ни в Москве, ни в Нью-Йорке, ни в Иерусалиме... Все решил «Джойнт», а главное — старая наша дружба с Саней Авербухом, она не исчезла, не остыла, не иссякла...
Глава четырнадцатая
ЭМИГРАНТЫ