Семейный архив
Шрифт:
Как-то я писал, что у нас разрушен институт мастеров: уничтожались хранители дедовских секретов, асов-металлистов низводили до уровня подельщиков, разорялись научные школы, инженеров превратили в чертежников, врачей — в знахарей... Но школы мастеров не только хранители традиций, это еще и основа противостояния быдлу. Вот почему, намой взгляд, ликвидировать Твардовского и Шухова нужно было не исключительно потому, что они печатали не те писания и не тех писателей, а главным образом потому, что созданные ими школы учти углубленности и разнообразию мышления в пику официальному шаблону...
Я не был наивен, когда, описывая реформы Рузвельта, восхищался его призывом: скупайте мозги по всему свету — никаких средств не жалейте! Однако я понимал, что рынок и культура вещи мало совместимые. Рынок ориентирован на массовое сознание, потому-то с таким трудом там и рождаются оригинальные мозги...
Назарбаев поумнее Ельцина, потому и зажал печать, чтобы поменьше фиксировалось ошибок, чтобы тайное не в миг становилось явным... Впрочем, Ельцин, кажется, начинает умнеть... Несколько дней назад он высочайше вышвырнул из «Останкина»
Но что стоит за этими прекрасными лозунгами?/Тут у меня цифры, но только по Казахстану/. «Столица» 322, «Московские новости» — 271, «Вечерка» — 203 рубля /все это на полугодие/ Килограмм утятины — 155, десяток яиц — 62, литр молока — 16 рублей. Недавно повышены цены на лекарства. Тот чертов пипольфен /помнишь, он стоил 30 коп.?/ теперь идет по 56 рублей. В городе ни порошков, ни микстур, ни таблеток давно нет. Закрываются аптеки, помещения передают коммерсантам. Есть единственная на всю Алма-Ату аптечка, где изготовляют лекарства для больных церебральным параличом /фабрики, оказывается, не выпускают/. Куда же пойдут денежки, отнятые у стариков и детей? Ведь они основные потребители лекарств... Правительство требует, чтобы в бюджет 93-го года на нужды армии было заложено 80 миллиардов рублей...
Но — довольно публицистики. Что-нибудь нужно и на будущее оставить. Яд нынче слишком сильно расходуется... Хорошо бы из наших писем накропать книжку: культура по две стороны океана. Подвести итог XX-му веку...
Валя Берденникова, ее приписка:
Английская пословица гласит: будьте мужественны, худшее впереди. .. Мужества уже не хватает, а то, что худшее впереди — ото точно. На днях местное радио взахлеб сообщает, что какая-то нефтяная фирма заключила контракт с Турцией: 50 процентов сырья — республике, 10 — фирме, 40 процентов— Турции. Можно ли от этого ждать чего-то хорошего? Так хочется написать вам что-нибудь хорошее. Но нет ничего. Единственное хорошее в моей жизни — это когда я иду на дачу, причем одна. Погода у нас теплая до самого декабря. Придешь туда — воздух чистый, земля влажная, зеленая трава, даже лук зелененький еще растет. Хорошо...
Александр Жовтис, Аша-Ата
10.12.92
Дорогой Юрий Михайлович, очень хотелось бы знать, что ваша операция уже позади и что американская медицина оказалась на высоте... Мы стараемся держаться на плаву, но это все трудней, если не безнадежней. Позавчера вернулся из Бишкека, где Л. Д. Стонов проводил конференцию «Права человека и судьбы нации», после которой были похищены и увезены в Ташкент три узбекских правозащитника. .. Обстановка у нас вроде бы /на поверхности/не хуже, чем тогда, когда вы уезжали. Жизнь идет — а тащить этот воз все труднее с каждым днем. Женя был в Берлине на Конгрессе Социнтерна, пытается заниматься бизнесом, но боюсь, что не только я, но и он в эту систему не сможет включиться...
Александр Лазаревич Жовтис — профессор, стиховед. Женя — его сын, правозащитник. Пытался создать в Казахстане социал-демократическую партию.
Морис Симашко, Алма-Ата
9.12.92
Дорогие Юра и Аня! Пишу наскоро: у ворот храпит тройка в лице г-на Стонова, которому сразу улетать. Радуюсь, Юра, что ты там и скоро тебя освободят от того, что тебя мучило столько времени... У нас все в том же виде, в каком ты оставил. Ростислав — редактор, но это уже смущает всех, даже в их коллективе. Мое «Путешествие в Карфаген» принято вне очереди «Дружбой народов», пойдет к весне, и параллельно — в «Звезде Востока». «Дружба народов» в десятом номере дала другую мою повесть об иностранцах в Средней Азии. Ее уже переводят французы, поляки и немцы. Работаю в системе «Крамдес» над огромным 30-ти серийным фильмом о духовной культуре Востока и одновременно над турецким двухсерийным фильмом о тюрках. Там, по инициативе турецких спонсоров, три части о евреях и их вкладе в Турцию/Ататюрк ведь по матери — еврей, мать его из Салоник.../ С новым годом вас. Поклон от Нины и детей. Поклон Миркиным. Обнимаю.
Морис.
Оля, Алма-Ата
17.12.92
Дорогие нью-американцы! Так приятно было получить от вас весточку и, одновременно, так грустно. Очень надеемся, что время пройдет, благополучным будет исход операции, притупится боль от расставания с Родиной...
После вашего отъезда произошло столько событий, что описать их подробно просто невозможно... Читателей вашей рукописи сейчас очень много, их дал семинар, куда я попала летом. Три недели дали мне в плане познания себя, как еврейки, больше, чем все прожитые годы, а ведь 41 — это не так мало... На турбазе жили 30 иностранцев — представители еврейских религиозных общин Европы /из Англии, Франции, Швейцарии, Дании/ и наших человек 200, от мала до велика. Никто из иностранцев не знал ни слова по-русски. Так что первые дни, ложась спать, я не могла уснуть от возбуждения. В голове проносились обрывки
С М. не вижусь. Знаю, что после поездки в Данию они купили трехкомнатную квартиру в центре, недавно — машину, которую И. сразу где-то стукнул... Мы вчера праздновали день независимости Казахстана, печально известное 16 декабря. Не знаю, как к этому относиться, ведь все происходило на моих глазах...
Муж Оли Семен — инженер, начинающий бизнесмен. Мы познакомились незадолго до отъезда.
Михаил Бродский, Караганда
21.12.92
Дорогие Анечка и Юра! Наконец получили от вас долгожданную весточку, письмо, как мне показалось, несколько растерянное и тяжелое. Оно черепашилось без двух дней три месяца... Что нас ждет впереди — только Господь ведает. В ближайшие несколько лет я не надеюсь на какие-то позитивные сдвиги. Даже по сравнении с двумя прошедшими осенними месяцами все цены взлетели на космическую высоту: булка серого хлеба на 800 гр. — 9 руб., белого —14, мясо на рынке — 180 — 230, картофель — 18 — 20, мужская стрижка — 50, проезд в такси за 1 км. — 24, от Караганды до Каркаралинска билет стоил 4 руб., теперь на автобусе — более 300 руб. Я не говорю о промтоварах, о которых просто ничего не знаю, иногда смотрю на цены и страх берет. Народ обнищал: дома, на улице, в очередях одни и те же разговоры. Только мы-то ничего не могем... А ситуация как никогда аховая и было бы глупо не воспользоваться такой «идеальной» ситуацией бывшим и всякой шушере и подонкам... Все, что предпримет Черномырдин, нам не известно. Но хорошего ожидать нечего. Защита малоимущих — сплошная демагогия. Он сторонник жесткого курса, и хоть нас все пытаются успокоить, дескать, возврата к прежнему нет — я в это не верю. «Кривой», «горбатый», измененный и деформированный постсоциализм еще может возвернуться и в не менее уродливой форме монополизма в виде концернов или ассоциаций, к экономическому и политическому террору... В детсадах, школах, институтах, общежитиях — завшивленность, кусок мыла — 25-30руб. В бане помыться — 25 руб. Зато наши боссы летают и в Штаты, и в Германию, и во Францию и всюду выступают от имени и по поручению нас... Депутатство мое тоже никому не нужно. На сентябрьской сессии я выступил с предложением самороспуска и снятия депутатских полномочий. Да только поддержали меня 22 депутата из 100. Ты пишешь, что разговаривал с Наумом и что у него превратное представление о России. То же самое чувство испытал и я два года назад, при нашей первой после его отъезда встрече...
Михаил Бродский, мой друг с 1958 года. В 16 лет поступил в летное училище, воевал, потом был шахтером, потом горным инспектором. Учился в карагандинском горном техникуме вместе с Наумом Коржавиным.
Юра Сахаров, Наария, Израиль
4.1.93
Дорогие мои дядя Юра и тетя Аня, здравствуйте! Второе ваше письмо было более оптимистичным. Очень хорошо, что в Америке врачи так решительно взялись за лечение вашей страшной болезни. Когда я узнал об этом, как-то легче стало и изменилось отношение к США /вам покажется это странным, но это так, на полном серьезе/. До 30 ноября Аня подрабатывала, играя 2 раза в неделю на центральной улице городка/я был категорически против, однако спорить с ней оказалось бесполезным/, а я подрабатывал на погрузочно-разгрузочных работах и параллельно учился и сдавал зачеты в двух ульпанах. Самый трудный — религиозный ульпан. Если на занятиях в больницу я ходил с радостью, порой — как на маленький праздник, то в ульпан религиозный приходилось отводить себя за шиворот. «Друзья по несчастью» горько шутили: «Из нас хотят вырастить антисемитов-погромщиков»... Вы спрашиваете, что за два раввинских суда над нами учинили и за что? По окончании годичного курса религиозного ульпана устраивается 2 экзамена, первый в Иерусалиме или в Тель-Авиве, а второй экзамен уже на месте. Так вот, эти экзамены и называются судами. По сущности своей это и есть суд, но скорее не над нами, а над еврейской интеллигенцией... После положительного решения нашего вопроса обоими судами 30 ноября нам сделали «брит-мила» /обрезание мне, Тимофею, Даньке/, а затем — «микве-гейр» и «хупа» /т.е. свадьба по еврейскому обряду/. Так что теперь наша семья стала наконец еврейской...