Семейный портрет с колдуном
Шрифт:
– Простите, - сказала я, глядя на цветы, - я не знала… про ваше сердце. Мне жаль, что из-за меня вы промокли.
Сэр Томас ответил не сразу, а сначала закончил полив.
– Пустяки, миледи, - ответил он, наконец. – Небольшой дождик мне точно не повредит.
Я осмелилась посмотреть на него. Он не сердился – наоборот, глубокая морщина между бровей разгладилась. Неужели, незабудки были тому причиной?
– Как вы себя чувствуете, - осмелилась я на новый вопрос, - без живого сердца?
- Отлично, - усмехнулся он. – С
Его молчание не сбило меня с толку. Он знал. Он знал про мою память. Вернее, про её отсутствие. Только откуда? Хозяин рассказал? Какие доверительные отношения у сэра Томаса с хозяином…
– Вам это известно? – я добавила в голос вселенской грусти. – Что я ничего не помню о своем прошлом?
Он промычал что-то непонятное, покачивая в руке лейку.
– Милорд сказал, что это сделала со мной моя мать, - продолжала я ещё более трагическим тоном, - чтобы спасти меня. Я ещё не решила, считаю это правильным или нет.
– Всё правильно, - убежденно заявил он, тут же обретая ясность речи. – Не сомневайтесь.
– Спасибо, - я благодарно ему улыбнулась и указала на незабудки: – Очень красивые цветы. Только такие простые… Для имения графа Майсгрейва больше подошли бы розы.
– Розы растут у входа в лабиринт, - ответил сэр Томас. – И хозяину всё равно, что происходит в саду. У него другие интересы. Незабудки – моя забава.
– Вы любите цветы? – поспешила я продолжить беседу.
Вот так-так! Кто же знал, что мужчину с железным сердцем можно разговорить незабудками!
– Не то чтобы очень, - сэр Томас и правда стал удивительно разговорчив.
– Но эти – они мне нравятся больше всех. Когда-то и я был молод, миледи. И была одна девчонка, которой я каждое утро приносил букет незабудок. Приносил – и молчал. А она ждала от меня не цветов, а слов. Только я не слишком уж мастак говорить.
– И где сейчас эта девчонка? – спросила я.
– Вышла замуж за другого и счастлива, - он подкинул лейку на ладони и невесело усмехнулся. – Так и должно было быть, миледи. Я – солдат. Любовь не для меня.
– Но вы ее помните, сэр Томас. И разве не находите утешение в этих воспоминаниях? А у меня нет подобного утешения.
Мои слова показались ему смешными, потому что он коротко рассмеялся, но сразу принял обычный суровый вид.
– Зато у вас есть настоящее, миледи, – сказал он, сунув лейку под мышку. – Зачем вам воспоминания, когда вы молоды, красивы, рядом с вами… - он опять замолчал и буркнул уже привычным тоном: - Прошу прощения, мне надо идти.
Я осталась, глядя на незабудки, так доверчиво раскрывавшие лепестки навстречу солнцу.
Кто рядом со мной? Граф? Муж? Друг? Не слишком-то он похож ни на любящего мужа, ни на преданного друга. И не слишком похоже, что граф собирается становиться кому-то другом. Хотел бы – не лгал на
Но врал граф Майсгрейв часто, много и по любому поводу. В том я уже убедилась. Вопрос только, с какой целью необходимо было это вранье. Он говорил, что хочет защитить меня ради моей матери. И в этом у меня не было оснований сомневаться. Я видела портрет, где была женщина, похожая на меня. Я слышала, что Неистовая Джейн существовала на самом деле. Значит, хоть в этом Вирджилю Майсгрейву можно было поверить. А что насчет остального?..
Только верить или нет – это было мое личное дело. А вечером необходимо было приехать в Девин замок, чтобы изображать счастливую чету новобрачных. Меньше всего мне хотелось покидать Мэйзи-холл. Несмотря на страшную северную башню и мрачные тайны семьи Майсгрейвов, здесь, по крайней мере, я знала, кого опасаться. А вот в замке королевы… Стоило лишь вспомнить несчастную графиню Скримжюр, о которой забыли быстрее, чем душа ее покинула тело. И про мою мать забыли очень быстро. Даже леди Икения…
К вечеру я надела синее платье, о котором говорил колдун. Он был прав – платье было строгим и роскошным одновременно. Синий цвет… Нет, мне всё равно не нравился синий цвет. Пусть он и шёл мне, придавая голубоватый оттенок глазам.
Граф Майсгрейв ждал меня у входа и тоже был в синем. Я догадалась, что он продумал наш выход – чтобы наши наряды сочетались друг с другом, а не противоречили. Вот уж, действительно – истинный придворный.
– Чудесно выглядите, - сказал он мне, когда я появилась перед ним, в волнении переплетая пальцы. – И с каждым днем – всё чудеснее, Эмили.
– Благодарю, - пробормотала я. Его слова смущали, но больше смущал взгляд – пристальный и… тоскливый.
Впрочем, колдун тут же отвернулся, и я почувствовала себя свободнее.
– Что мне нужно делать? – спросила я уже в карете. – Улыбаться? Болтать о погоде? Или улыбаться и молчать?
– Немного улыбок, - ответил он почти равнодушно, глядя в окно и не глядя больше на меня, - если посол изволит шутить – немного звонкого счастливого смеха. Если спросит о чем-нибудь – отвечайте только на нейтральные темы. Не касайтесь политики. Если вопрос покажется вам провокационным, и не будете знать, что ответить, попросите меня передать вам веер, чашку чая, пудреницу – что угодно.
– Поняла, спасибо, - ответила я, и в карете повисла тяжелая тишина.
Колдун больше не произносил ни слова, и я молчала тоже, потому что заговаривать первой было неловко. Мы приехали на Девин холм, когда город уже засыпал, и фонарщики заканчивали зажигать последние фонари. Но королевский замок не спал, и здесь огни только-только начали зажигаться – на всех этажах, в саду, где устроили огромную сцену, скрытую пока занавесом.
Наши места находились рядом с креслом королевы. Позади зрительных рядов была устроена королевская ложа – растянут тент, поставлены мягкие кресла и диванчики.