Семейный портрет с колдуном
Шрифт:
– Хорошо, - сказал, наконец, посол и повернулся к нам – ко мне и Вирджилю. – Ваши желейные конфеты – это вершина кулинарного мастерства, я в этом убедился. Думаю, мой король согласиться забыть об этом неудачно сваренном кофе, если устроит компенсация.
– Тысяча извинений, - ответил Вирджиль.
– Тысячи мало, - возразил мавр. – Три тысячи.
– Думаю, кофе был не так плох, чтобы извиняться за него три тысячи раз. Тысяча двести.
– Возможно, вы и правы, - согласился посол. – Пусть будет тысяча двести. И ваша жена – лично для
На мгновение я словно оглохла и ослепла. И только после трех ударов сердца вспомнила, что сижу на диване в королевском саду, и на сцене феи изображают пантомиму о любви, побеждая мрачного и злобного великана, который хочет похитить самую красивую из них.
– Думаю, мы можем обойтись вообще без извинений, - сказал Вирджиль Майсгрейв, всё с тем же кошачьим мурлыканьем, но теперь я безошибочно поняла, что он еле сдерживается. – Просто нанесем вам гастрономический визит, и вы сами предложите нам кофе и извинения.
Кофе… рецепты…
Теперь мои мысли метались быстро, как птички в кустах, напуганные змеёй.
Речь идет об обмене пленными… Всех меняют на всех… И наших пленных в Салезии – больше, чем захватили салезианцев… Вирджиль предлагал обмен с компенсацией, и даже выторговал выгодные для нас условия… И посол Салезии согласился, но… с определенными требованиями…
Почему он захотел меня? Мы знакомы лишь полчаса, не больше. Может, в Салезии считается нормальным торговать женщинами? А Вирджиль не согласился и пригрозил… Гастрономический визит…
Это – война?.. Вот так война и начинается?..
– Позвольте уточнить, - посол и глазом не моргнул после завуалированных угроз, - вы говорите, что в вашей стране у женщин свобода воли? Тогда почему вы решаете за миледи Майсгрейв? Возможно, она будет счастлива уехать со мной?
– Боюсь, на этом надо прекратить беседу, - колдун взял меня за руку и поднялся, увлекая меня за собой. – Идем, дорогая, Вижу, что ты устала.
– Куда же вы, граф Майсгрейв? – раздался вдруг голос королевы. – Мне кажется, на лице леди Эмилии нет ни следа усталости.
– Вам кажется, ваше величество, - отрезал Вирджиль. – Всего доброго, мы уходим.
– Стойте, - королева произнесла это негромко, но колдун, уже выбравшийся из-под натянутого над ложей полога, остановился и медленно обернулся. – Я не давала вам разрешения уходить.
Граф был белый, как снег, только глаза горели диким огнем. И я испугалась – по-настоящему испугалась. Хотя опасность грозила в первую очередь мне…
– Я и правда очень устала, ваше величество, - сказала я прежде, чем между этими двумя произошло что-то непоправимое. – И меня совершенно не интересует Салезия. И не интересует никто, кроме мужа.
До нас доносились веселые трели музыки, слышны были аплодисменты и одобрительные возгласы придворных, но в королевской ложе никто не произнес ни слова, а фрейлины бросились вон, поднимая подолы, чтобы не запнуться и не упасть на бегу.
– Смогу ли я переубедить вас, миледи Майсгрейв? – посол
Вместо ответа Вирджиль сделал шаг вперед, заслонив меня… От кого? От посла? От королевы?.. Рядом с послом колдун казался почти подростком – щуплым, хрупким, и мой страх перерос в настоящую панику. Я вцепилась в камзол Вирджиля на спине и мечтала только об одном - очутиться в Мэйзи-холле, чтобы светило солнце во внутреннем дворе, где нет колдовского тумана, и чтобы сэр Томас любовно поливал незабудки из крохотной лейки…
– Ваше величество, вы просили принести свежих цветов, - молоденькая фрейлина, которой до этого не было в ложе, торжественно преподнесла королеве фарфоровую вазу, в которой красовались пышные белые розы и слоновья трава – остролистая, с продольными зелеными и белыми полосками. – Вам нравится? – фрейлина смотрела на её величество сияющими глазами.
Королева сложила руки на коленях и вздохнула с видом мученицы.
– Очень красиво, Абигел, - сказала она с ласковым сожалением. – Но эта ваза не подходит. Посмотрите, на вазе нарисованы незабудки. Эта ваза – для букетов из полевых цветов. Для белых роз нужен серый фарфор.
– Простите, - личико фрейлины вытянулось, и она поспешила скрыться, прижимая злополучную вазу к груди.
Её величество снова вздохнула и сказала, глядя на сцену, где артисты уже выходили на поклон:
– Пять тысяч извинений, милорд Сизэмбайл. Пять тысяч извинений, и миледи Майсгрейв остается с мужем.
– Разве я могу отказать такой красивой женщине? – посол поклонился королеве. – Принимаю ваши условия, ваше величество. Разрешите обрадовать моего короля?..
Вирджиль не дал мне дослушать и почти бегом увел в тень деревьев, в глубину сада. Колдун шел быстрым шагом, и я едва успевала, но не осмеливалась заговорить.
Мы миновали сад, нашли свою карету, Вирджиль свистнул в два пальца, и кучер, до этого сонно клевавший носом, встрепенулся, протирая глаза.
– На Птичий холм, быстро, - приказал колдун, схватил меня поперек талии и приподнял, усаживая на сиденье. Сам он запрыгнул следом и захлопнул дверцу.
– Вот так это и происходит? – спросила я, когда карета двинулась. – Вот так решаются вопросы – быть или нет войне? За шуточными разговорами про кофе и чай? И если бы вы отдали меня послу, то наши пленные вернулись бы домой без потери для казны?
Граф не ответил, а только высунулся в окно и свистнул, приказывая ехать быстрее.
Карета мчалась, будто мы спасались от погони, хотя никто за нами не гнался. Мы оказались у розовой арки за четверть часа, и ещё минут десять шли через лабиринт. Граф Майсгрейв легко находил путь в темноте, и мне оставалось только довериться колдуну. В замке он проводил меня до комнаты, сквозь зубы пожелал доброй ночи, но не ушел, а остался стоять, переминаясь с ноги на ногу.
– Странный вечер, - произнесла я, потому что молчать дальше было неловко, а что сказать – я не знала.