Семилетка поиска
Шрифт:
– Кать, пошли выйдем, я тебе кой-чего расскажу… – предложила Елена.
В фойе никого не было, в редакцию вообще пришло мало народу.
– Не блести глазами, – начала Елена. – Не про мужика, круче…
– Ну? – удивилась Катя.
– Лидку отправила на самостоятельное содержание!
– Да ты что? – всплеснула руками Катя. – С коня упала? Девка – золотая. Не грубит, не хамит, не пьет, не родила, не блядь! Что случилось-то?
– Кать, ей 23 года…
– И что? Ты посмотри, время какое на улице!
– Кать,
– Так мы ж тогда не боялись от мудаков рожать, мы ж ничего о жизни не знали… И что бедная девочка?
– Затаилась… Купила батон, яйца и масло…
– Пусть ко мне приходит – я накормлю…
– Кать, ты из своих уродов сделала, мою – не трожь! – разозлилась Елена.
– Сделала… – вдруг растерянно кивнула Катя. – Думаешь, я со зла? Все боялась, что с вечной моей занятостью недокормленные, недолюбленные будут… А такие четыре жирные хари вывела – их теперь с шеи не стряхнешь…
– А ты пробовала?
– Не-а… Боюсь. Тогда все разлетится, как у тебя, в разные стороны. Мужика в одну сторону брошу, детей – в другую. Ты ж не понимаешь, Ленка, что станет с державой, когда такие, как я, отвяжутся…
– Что станет с державой? – подбодрила Елена.
– Я ж как Илья Муромец, если с печи встану – все лягут… Камня на камне не останется. Замика за яйца в зале для пресс-конференций подвешу, главного в кабинете задушу… И сделаю газету какой надо! Чтоб людям в глаза смотреть было не стыдно!
– Ну?!
– Ладно, не щекочи меня умственно, мне век доживать такой, как есть. Это ты у нас женщина двадцать первого века, а я – двадцатого… Я все разнесу, а собрать потом не смогу…
– Кать, ну это ж твоя жизнь, посвяти ее немножечко себе.
– Ты меня не провоцируй и под себя не подравнивай. Ты всегда умней была: у тебя на три мужа – один ребенок. А у меня – наоборот… Все, не отвлекай от работы… – Она пошла к своему компьютеру, убито ссутулившись, словно Елена напомнила ей о каком-то глобальном предательстве.
«Еще совсем недавно, до развода с Каравановым, я была почти такой же… – удивленно подумала Елена. – Почти такой же… А потом начала выколупываться в нормальную жизнь, как цыпленок из яйца… И уже до кое-чего доколупалась… Конечно, у Лиды в жизни все наладится, когда все в порядке будет со мной… Ведь нельзя быть счастливой и реализованной дочкой возле мамаши, плавающей в кризисе… Хочу перевести ее в область самостоятельной ответственности, но сама не готова в этой жизни к полной ответственности… Точнее, хочу отвечать за все, но со всеми вместе… Честно и поровну…»
Отправилась за компьютер и долго подбирала материалы к новому крупному интервью. А Катя за целый день не проронила ни слова. Обиделась за Лиду, за разговор, за встрепенувшиеся желания, за всю свою жизнь… И Елена чувствовала себя виноватой, в конце концов, каждый имеет право сделать из своей жизни каторгу и бессмыслицу, и нечего тыкать
Домой Елена ушла, когда в редакции уже никого не было. С одной стороны, хотелось поскорее увидеть дочь и понять, в каких они теперь отношениях; с другой – что-то останавливало.
Лида сидела в кухне, слушала дикую музыку и подшивала юбочку дикого оранжевого цвета. Была бледненькой с припухшими глазами.
– Привет! – почти без интонации сказала Елена, предлагая дочери выбрать интонацию самой.
– Привет! – ответила та, сверкнув глазами в стилистике «ну-ну!».
Елена включила чайник. По дороге домой она поняла, что не может купить продукты, потому что не знает, что с ними делать. То есть, если начнет умирать с голоду, конечно, отправится в киоск за какой-нибудь антисанитарной едой, типа сосиски в булочке или пирожка «с котятами». А еще лучше, доплетется до ночного магазина, купит нарезанного сыра и сжует по дороге. Мысль о еде в квартире, съеденной без дочери, не давалась. Налила себе кофе и пошла было в комнату, но Лида остановила демократичной фразой:
– Может, тебе омлет сделать?
– Нет, спасибо, – мягко ответила Елена, совершенно не понимая, как на это надо реагировать.
Пошла к себе, включила компьютер. Никиты не было, хотя уже вполне мог отойти от похмелья. Поискала в Интернете материалы для работы. Поняла, что насилует себя. Решила изнасиловать до конца – позвонила родителям.
Спросила бодрым голосом, несмотря на поздноту:
– Ну, как успехи?
– Какие успехи? – ответила мать голосом государственного обвинителя. – Я две ночи проплакала…
– Что случилось? – испугалась Елена.
– А ты не знаешь? – зловеще удивилась мать.
– Нет, – упавшим голосом призналась Елена, понимая, что, видимо, умер кто-то из родительских друзей и подружек.
– Я плакала из-за твоего развода… Он так вошел в семью! Мне его будет не хватать, – всхлипнула мать.
– Послушай, – разъярилась Елена. – Я понимаю, что тебе нечем заняться, но перестань жить моей жизнью, организуй свою!
– Теперь уже поздно… – вздохнула мать.
– Тогда не ломай мою!
– Я ломаю? Да я на него надышаться не могла! Первый раз с зятем повезло!
– Все! Аудиенция закончена. Звони, когда сориентируешься, как можно общаться с близкими людьми, а как нельзя… – Елена бросила трубку.
Просто паноптикум: мать устраивает сцену за развод, дочь предлагает пожарить омлет…
Елена пошла в кухню, отнести грязную чашку, и уже в дверях поймала себя на том, что дело не в чашке, а в том, что хочет лишний раз увидеть Лиду. Когда поняла, было уже поздно отступать.