Семилетка поиска
Шрифт:
– Выводы сделал? – улыбнулась она.
– Вижу решение интересующей задачи в твоих глазах… Оставайся здесь. Для тебя это тоже способ избавиться от одиночества…
– Не торопи события, – опустила она глаза, поскольку совершенно невозможно сказать простреленному мужику: «Ты мне не нужен!», и соврала: – Я с бухты-барахты ничего в жизни не делаю…
Несмотря на всю удачливость, блистательность и вечную завидность, Патронов всегда вызывал у нее ощущение слепого, которого надо перевести через дорогу. А сейчас и подавно. «Молодец, – подумала она про себя. – Ссадила Лиду с шеи,
– Мне казалось, что я так крут, что у них рука не поднимется… Но, как говорил мой отец: летящий лом не остановишь, – добавил он. – Главное, кто? Вчерашние бандюки трехкопеечные!
В дверь постучали. Появилась Лера с мобильным телефоном:
– Виктор звонит!
– Алло! Привет, гигант! – бодро сказал Патронов в трубку. – Да фигня, перелом ключицы. Тачка застрахована… Где вы были? У Федьки в Ницце? Ну-ну-ну! И кто там был? Так… Так… Рудиков? Ох, ни хрена себе! И Гурам там был? Ну, я ничего не понимаю… Ладно, ты мне общим числом скажи. Каким числом? Сколько всего випов было? Ох, блин, кабы не это, я бы с вами махнул… И в самолете бы кой-чего обсудили!
Елена внимательно смотрела на него и расстроенно видела, что с приобретением дырки в плече он так ничего и не понял и не перестанет суетиться по жизни… Телефон возле уха словно вернул его лицу, ненадолго облагороженному несчастьем, прежнее пластмассовое выражение из серии: «Ваш девиз? – Всегда!» Он с азартом выяснял светскую фигню, и весь его тянущийся внутрь трубки простреленный организм горько сожалел, что «жизнь проходит стороной». При том, что речь была о совершенно стандартном, хотя и полезном сборище. А человек только что почти побывал «там» именно из-за этой неразборчивой суеты, где деньги, чины, амбиции и возможности замешаны в диком винегрете; и люди, каждый день рискуя собой, не умеют и не успевают жить…
– Я так толком и не въехал, – сказал он Елене, закончив телефонный разговор. – Пуля такая маленькая, как укол, как ожог… А сознание вырубается. Почему? Из-за высокой температуры?
– Патронов, разве можно за деньги рисковать жизнью?
– Так я ж не рисковал. Я ж раньше таких двумя пальцами делал! Время, что ли, изменилось… – взгрустнул он. – И никакой управы… Раньше… при Ельцине на меня косо посмотреть не смели!
Его глаза победителя словно полиняли; и породистая здоровая рука на одеяле лежала вяло, как тряпка. С теми же самыми густыми волосами на фалангах пальцев – признаком жестокости. Он поймал взгляд Елены на руке, словно расшифровал его, и, не желая сдаваться, тут же запустил руку ей под свитер.
– Больной! Вам нельзя двигаться! – пошутила она, но почувствовала, что из этой тряпочной руки вдруг пошел ток, которого не было прежде; словно его организм сошел с автопилотных приемов на человеческие.
Елена понимала, что это не имеет никакого отношения к ней, точнее, самое незначительное. А если бы и значительное, он все равно никогда не смог бы стать ее героем. Вступить с Патроновым в любые отношения, кроме постельных, было для нее все равно что отличнице остаться на второй год… Он был легкий, забавный, но… совершенно пустой. И даже дырка в плече изменила его только физически,
Патроновская рука уже бойко хозяйничала в ее бюстгальтере, организм однозначно откликался, и Елена озадаченно спросила:
– И как ты себе это представляешь?
– Легко… Задвинь дверь стулом…
– А вдруг зайдут?
– За бабки, которые они получают, не зайдут! – скривился он. – Зато будет что вспомнить… Экстремальный секс с простреленным Патроновым.
Физически он был жутко похож на Толика, Елена дурела от этого и практически не могла сопротивляться, а тут уж тем более. И, надо сказать, это было странно и ярко. Словно прятались не от оплаченной обслуги, а от несуществующего преследования. Словно снайпер застыл за окном, а не спокойно спал, получив деньги за добротно продырявленное плечо, в которое отдавалось каждое движение; и было совершенно непонятно, от чего именно Патронов больше стонет.
– Тебе больно? – шепнула она.
– Мне хорошо, мне гениально, я жив…
Потом она сидела рядом, он держал ее за руку:
– Ты вот, Лен, думаешь, что я поверхностный… А я не поверхностный, я хуже. Не хочу иметь ничего, что мне жалко потерять. Такая жизненная позиция. Если что-то в ответ на мою любовь меня не любит, значит, оно мне не нужно. Вот ты меня не любишь, но я тебе зачем-то нужен…
– Сама не пойму зачем, – рассмеялась она.
– У тебя такая грудь, такие внутренности, такая задница… Мне кажется, я мог бы в тебя влюбиться…
– А душа? – захохотала Елена.
– А в душу ты меня так глубоко не пускала, – прищурившись, напомнил Патронов.
– Пожалуй, – кивнула Елена и подумала: «А что тебе там делать? С телом у тебя получается, а дальше, уж извини…»
– Но я тебя ощущаю надежным другом!
– В какой позе ты меня ощущаешь особенно надежным другом? – постаралась снять пафос она.
– Лен, пойми, я совсем один!
– А эта твоя, с салатом из морковки?
– Да ну… жирненькая кошечка.
– Какая ж она жирненькая? Она 90–60—90!
– Так они все кошечки, что к деньгам жмутся, такие параметры себе делают. В фитнес-клубах доводят жопу до потребительского стандарта. Весь жир оттуда скачивают в мозги и сердце. Из серии «жопа моей подружки стала лицом белья „Ночная фиалка“… Это ж у них даже по глазам видно: „Я женщина для тех, у кого есть деньги“… Только под пулей это и понимаешь. Знаешь, как она испугалась, что я сдохну? У нее такое выражение лица было, только когда она незастрахованную машину грохнула…
– Так ты же ее сам выбирал, – напомнила Елена.
– А других теперь нет. Или проститутки, или такие, как ты, которые ни в чем не нуждаются…
– Почему ни в чем? Я очень нуждаюсь в любви.
– Ну, это, как ты понимаешь, не ко мне… Я могу предложить женщине брак, деньги, секс, дружбу… Остальное в моем организме не растет. Точнее, отцвело и завяло…
– Вижу.
– Про таких, как ты, говорят: она последовала за ним в Сибирь и отравила ему всю каторгу…
– Это точно!
Домой Елена добралась на такси, которое Патронов велел вызвать и оплатить домработнице, хотя это было уж слишком навязчивой демонстрацией.