Семья для мажора
Шрифт:
— Ты сейчас пытаешься передать мне телепатический сигнал? — спрашиваю сухо.
— Нет, я просто думаю…
— Думай быстрее.
— Думаю, ты правда такой мудак, или это только кажется.
— Думаю, что тебе не кажется.
— Ты… ты ее… любишь? — вдруг выпаливает она.
Вопрос заставляет лицо окаменеть.
Я пьяный, но не настолько, чтобы обсуждать с какой-то борзой телкой свои гребаные сердечные дела. В своей жизни их я вообще ни с кем никогда не обсуждал,
— Кого “ее”? — Складываю на груди руки, прекрасно понимая, что она вломилась в мужской туалет не для того, чтобы говорить о какой-то левой “ней”.
— Аню… — произносит еле слышно.
Напрягаю челюсть, давая себе минуту на раздумья.
Она нервничает, и теперь я вдруг хочу узнать, что, твою мать, происходит?!
В последний раз, когда я видел ее подругу, она боялась садиться в мою машину. Она шарахается от меня, как от паяльника. Какого хрена теперь ей от меня надо?!
Блять…
Всю душу вымотала.
— Это она тебя прислала?
— Нет…
Разочарование есть, и на вкус оно горькое.
— Че те надо? — спрашиваю жестко.
На ее лице впечатляющая внутренняя борьба.
Такая, что я вдруг боюсь ее спугнуть.
Не шевелясь, просто застываю, вдруг понимая, что она не выйдет из этого туалета, пока я не получу ответ на свой вопрос.
Глава 18
Аня
Серый утренний свет пробивается через полузашторенное окно и не дает уснуть.
Обняв руками подушку, пялюсь в пространство бесконечно долго.
Я не хочу, чтобы этот день начинался, но за дверью слышу скрип половиц и шарканье дедовых тапок по полу. В утренней статичной тишине слышу даже, как чиркает по коробку спичка.
Перевернувшись на спину, смотрю в потолок.
В моем теле есть изменения. Я чувствую их. Чувствую себя так, будто в моем организме началась какая-то масштабная перестройка.
Тянущая боль внизу живота заставляет положить на него руку.
Виновник этого такой крошечный, что глядя на его снимок, я ничего не могу разобрать, но у него уже есть сердце.
Повернув голову, смотрю на часы.
Почти семь утра, а я по-прежнему в сомнениях и абсолютной чертовой потерянности. Мое настроение, как теннисный мячик — скачет то в стену, то в потолок, то еще черт знает куда. Кажется, я вообще его не контролирую. Вчера утром меня стошнило, и мне пришлось наврать деду с три короба. Если меня стошнит и сегодня, лучше застрелиться, чем смотреть ему в глаза.
Лучше умереть, чем смотреть в глаза Дубцову, потому что мне вдруг кажется, что я ворую
От панического и нарастающего страха у меня потеют ладони.
— Ммм… — со стоном сбрасываю на пол ноги.
Кровать подо мной скрипит, и мне хочется рухнуть обратно.
Я никогда не была соней, а теперь отдираю себя от матраса каждое утро.
— Доброе утро… — бормочу, проходя мимо кухни.
— Доброе… — вторит мне дедов голос.
Прошмыгнув на цыпочках в ванную, закрываю дверь на замок.
Упираюсь ладонями в умывальник и жду.
Даю себе пять минут на то, чтобы понять, понравится мне сегодня запах яичницы, который ухватила носом, пока проходила мимо кухни, или не понравится.
Почему в природе все так несправедливо?!
Мужчина просто получает удовольствие, а женщина девять месяцев расхлебывает последствия!
Зло дернув ящик, достаю оттуда расческу.
Глядя в свое отражение, сглатываю застрявший в горле ком.
Сегодня среда. Я уже ненавижу этот день недели.
Расчесав волосы, собираю часть в пучок на макушке, остальные оставляю свободными. Они слишком короткие даже для приличного хвоста.
Внезапно мне все становится безразлично.
Моя прическа, моя учеба, мои перспективы…
Все становится тусклым и ненастоящим.
Механически умываюсь и чищу зубы. Вернувшись в комнату, механически перебираю свои вещи, беря то, что лежит сверху. Джинсы и теплый вязаный свитер, который натягиваю бездумно.
Пытаясь затолкать в себя яичницу, понимаю, что ничего не выйдет.
У меня нет аппетита, теперь он приходит не раньше обеда, но когда приходит, я чувствую себя голодным животным.
— А что так? — усевшись напротив, дед кивает на мою тарелку. — Яйца вроде те же, что обычно.
Его глаза внимательно изучают мое лицо.
Чтобы хоть как-то отолгаться, пожимаю плечом:
— Я больше не люблю яйца.
Опустив глаза, отпиваю из кружки горячий чай.
— Хм… — тянет он. — Вот так чудо-чудное.
— Угу. И такое бывает.
— Ну, может еще оттаешь. Жизнь штука непредсказуемая.
— Это точно… — шепчу.
— В театре столичная труппа всю неделю. Засвидетельствуем почтение?
Мое нутро говорит стойкое “нет”. Я не хочу. Мне безразлично, но подняв на него глаза, заставляю губы улыбнуться и говорю:
— Угу.
Кивнув, принимается за свой завтрак.
Закутавшись в куртку и шарф, проверяю в сумке паспорт и выхожу из дома.
В парке уже есть движение.
По стадиону нарезает круги футбольная команда, хотя еще и девяти нет.