Семья для мажора
Шрифт:
— Как в шахматах называется прием, когда ты вторгаешься на территорию противника обманным путем?
— Эмм… — призадумываюсь. — Хмм… вроде “обманного маневра”?
— Вроде того…
— Ну… наверное, это “ход конем”, — отвечаю ему.
— Ход конем… — повторяет задумчиво.
Я много чего знаю о его делах. О музыкальном автомате, о закупках. О бизнес-плане, который ему помогли составить, о том, что они планируют открыться в апреле…
— А кто этот “враг”? — спрашиваю осторожно.
—
В каком-то роде это очевидно, раз мы говорим о шахматах. Но ведь это не так?
Смотрю на него пытливо.
— Выключи голову, — велит он рассеяно.
— Как ты? — фыркаю.
Свою он стопроцентно выключил. Он весь мой. Весь целиком. Расслабленный. Ленивый. И… довольный…
— У меня для тебя подарок, — сдаюсь.
— У меня подарка нет… — отвечает медленно.
— Ты мне уже его сделал, — успокаиваю.
Мы оба понимаем, о каком подарке я говорю.
Потираюсь губами о его губы, чувствуя трепет под кожей.
— И как у него дела? — бормочет Кирилл.
— У подарка?
— Угу…
— Ну… сегодня так же, как вчера… у нас все… нормально…
Ерзаю по его коленям и трусь грудью о его грудь, испытывая дикое желание его касаться.
— Тогда, че ты делаешь? — вздыхает он.
Врач, у которого я была позавчера, предупредил меня о том, что моему телу нужен полный покой. Полный, это значит полный. Это значит, что оргазмы в нашей семье теперь доступны только моему мужу, а мне… в ближайший месяц для меня они под запретом.
— Но ведь ты не беременный… — шепчу. — Тебе можно…
— Хочешь посмотреть, как я кончу? — интересуется с тихим смешком.
Его любовь к тому, чтобы называть вещи своими именами, все еще меня смущает. Но это личное, принадлежащее только нам двоим, поэтому от его слов по позвоночнику стекает тепло. От его слов и от того, что смотреть на “это” я готова, черт возьми, бесконечно.
— Пффф… — выдыхаю ему в шею.
Пошарив в кармане куртки, достаю оттуда самый обыкновенные брелок. На круглом жетоне красными буквами написано “Я тебя люблю”.
Кирилл изучает надпись, повесив побрякушку на указательный палец.
— Я буду дарить тебе такой каждый год в этот день, — озвучиваю свои идею.
Посмотрев на меня, Дубцов скептически замечает:
— То есть, я весь год должен париться о том, подаришь ты мне такую хрень в этот раз или нет?
— Да… — смеюсь.
— Класс… — он прячет брелок в карман, всем видом давая понять, что считает эту идею не крутой.
Вид у него очень кислый, но это бравада. Его губы улыбаются и глаза тоже.
Целую его, обняв за щеки.
На его языке вкус крепкого алкоголя. Его пальцы зарываются в волосы у меня на затылке. Сжимают шею. Сила его тела подо мной волнующая настолько, что издаю тихий стон. Он сжимает меня
— Ай…
Хватка тут же слабеет.
Выдохнув, Кир расслабляется подо мной и откидывает назад голову.
Пристраиваю щеку на его груди, наблюдая за тем, как мимо нас за окном проносится город. Дома, вывески и улицы.
— Я ей понравилась? — рисую на стекле кружок
— Тебе жизненно необходимо всем нравится?
— Не всем… — пропускаю мимо ушей эту шпильку.
— Ты ей понравилась, — отвечает он на мой вопрос.
— Ура… — шепчу ему в грудь.
Я не говорила ему о том, что видела нашего декана. У него и без того весь день по минутам расписан.
Вчера я видела Алёну. Кажется, между нами появилось напряжение, и я не знаю, что с ним делать. Я чувствую, что недолюбливает Дубцова, но между ним и ею… я всегда выберу его. Я не хочу, чтобы мне вообще приходилось делать такой выбор, но уже не знаю, зависит ли это от меня.
Через минуту машина съезжает с шоссе и сворачивает на мою улицу, и чем ближе становится мой дом, тем сильнее разгоняется мое сердце…
Глава 53
Аня
Я успеваю зайти в дом и пристроить на тумбочке цветы, когда Кирилл возникает за моей спиной и ловит взгляд в зеркальном отражении.
Даже несмотря на каблуки, его подбородок находится прямо над моей макушкой. Глаза смотрят в мои. Вокруг моих глаз очень смелый макияж, который похож на золотистую дымку и подчеркивает их цвет, волосы в легком беспорядке от уличного ветра, и я кажусь себе красивой.
Глаза Дубцова спускаются вниз по моей шее и упираются в вырез платья, который виден в полах расстегнутой куртки.
Прикрыв глаза, Дубцов с болью в голосе бормочет:
— Блин… че мне делать с тобой?
Его страдания такие натуральные, что я произношу с жаром:
— Все, что захочешь! Ну, кроме «сам знаешь чего». Я сегодня избавилась от родного деда, это тоже подарок, — напоминаю ему.
— Ты сегодня сама щедрость, — открывает он глаза.
— Все, что захочешь… — повторяю, глядя на него в зеркало.
— Все, что захочу? — опустив голову, он прижимается носом к моей шее, отодвинув им воротник дубленки.
Затаив дыхание, прикусываю губу и неотрывно смотрю в его глаза. По животу бегут мурашки, когда вижу в его глазах это выражение — опасность, животная опасность, потому что он возбуждается. За последние дни я научилась определять это выражение на его лице, как и чувствовать его тело. Может быть, я себя переоцениваю, но сделав полшага вперед, Кир прижимается своими бедрами к моим ягодицам, и из моего горла вырывается тихое: