Семя скошенных трав
Шрифт:
— Мы с тобой войдём на станцию, Молния, — говорит двойник Саида, а сам он молчит и улыбается. — Войдём, как разведчики, обезвредим охрану и впустим наших друзей. А потом заберём твоих братьев и сестёр.
Я смотрю на Саида настоящего:
— У тебя замечательно вышло! Мы всех их обманем и победим.
— Да, — говорит он. — Обманем и победим, дорогой. Даже не сомневайся.
Мы уходим, когда наступает ночь. Когда на станции ложатся спать все, кроме охраны.
Пока Саид даёт последние распоряжения людям, я прощаюсь с братьями и сёстрами.
Тари вешает мне на шею
Мыиргю обнимает меня, близняшки трутся щеками, гладят по голове.
Мыиргю шепчет:
— Жаль, что мы не знаем, чьи у нас внутри бельки. Вот бы был твой.
— Мой, — говорю я. — Они все мои. И все твои. И все близняшек. Наши.
Шейихай спрашивает, стараясь говорить как можно суровее:
— А я буду как ты?
— Конечно, Великий Брат, — говорю я. — Как только у тебя начнёт отрастать грива.
Шейихай гладит себя по голове, с которой уже совсем слинял пух:
— Не скоро…
— Мужественные умеют ждать, — говорю я. — И ты умеешь, я знаю.
Он берёт меня за руки, дышит мне в ладони и сам сжимает их вместе — делится силой, белёк… Я очень серьёзно их облизываю, пытаюсь не улыбаться.
К нам подходит Саид — и я понимаю, что прощание окончено.
Наш кораблик подошёл к станции почти вплотную: мы дрейфуем в паре линий от неё, как говорится, в одном прыжке рыбы-летучки. Но на нас — шаманский покров: нас не видят ни станция, ни сторожевые корабли.
Только мы с Саидом сейчас выйдем из-под этого покрова.
Вода вокруг станции тёплая и грязная. Океан Земли болен людьми, они его не любят, не принимают всерьёз. В этой воде — топливо от их кораблей, плавающий мусор. Мы оказываемся в совсем тёплом, мутном и мерзком потоке сточных вод — мне кажется, что зоб сжимается, как ноздри, но это значит, что мы правильно плывём.
Я легко нахожу сточный коллектор.
Труба узкая. Свободно плыли в ней только девочки и малыши. Я почти протискиваюсь: я вырос, проклятье! Мне даже теснее, чем в прошлый раз! Я не могу плыть, я ползу по трубе, отталкиваясь пальцами, отталкиваясь локтями, мне страшно, я ползу по трубе, как по кишке мерзкого зверя, который меня проглотил. Слышу голос Саида у меня в голове:
— Ты всё делаешь правильно, Экхельдэ. Ещё чуть-чуть. Я чую, где кончается эта труба.
Ужас отпускает. Я не один.
— Скажи, Саид, — щёлкаю я дельфиньей речью, — в техническом отсеке никого нет?
— Говори со мной молча, — улыбается Саид в моей голове. — Я тебя услышу. А технический отсек пуст, дорогой. Шаманское око видит далеко.
Я ползу дальше. Протискиваюсь сквозь губки фильтров, рву их, куски плывут мимо, я вываливаюсь из трубы в тот самый отстойник.
— Видишь вентиль? — спрашивает Саид из моей головы. — Отверни его. Это вода для прочистки системы, она смоет с тебя запах коллектора… ну, относительно.
Чистая вода хлещет водопадом. Я всё ещё грязен, но чище, чем был. Поднимаюсь по той лесенке, которую используют ремонтники. За дверью — технический отсек станции.
Мне так страшно, что еле слушаются ноги. Но я верю Старшему, я открываю эту дверь.
Технический
Человек Сю нарисовал мне, где тут стоят камеры: только напротив приборов, которые могут сломаться. Сю объяснил: тут надо идти пригнувшись, тут надо прижаться к стене. Я пригибаюсь, прижимаюсь, прохожу большой зал с многими нишами и выходами в разные коридоры — и всё тихо, не кричит сигнал тревоги, люди не замечают меня. Саид одобрительно улыбается у меня в голове — значит, я всё делаю правильно.
Дверь, ведущая в большой холл, откуда можно попасть в лаборатории, в виварий, где живут мои родичи, и к выходу на причал, закрыта неплотно. Я слышу оттуда странные звуки: будто кричит ледяная крачка. Я останавливаюсь, не решаясь заглянуть.
— Тебе везёт, Молния, — говорит Саид. — Это охранник смотрит ВИД.
А, вот как…
Я просачиваюсь в холл, как вода. Толстый охранник сидит в широченном кресле перед большим голографическим дисплеем, на который выводятся картинки с камер слежения, только он не видит, что происходит на тех картинках. Он раскрыл изображение на своём планшете, поверх рабочих, запустил в объёме, чёткость выкрутил на максимум. Голограмма загораживает картинки с камер почти как реальный предмет.
На голограмме взрослые люди ищут радугу — это очень смешно. Это женщина кричит, как крачка. Охранник смотрит завороженно. Голая нога голографической женщины — в ладони от носа охранника, ему это нравится. Он тоже не прочь поиграть с женщинами, но никого нет — он сам прикасается к себе.
— Тебе будет легко пройти мимо него, — говорит Саид. — И останется только один пост, у выхода на причал. Там я помогу тебе.
Но я не принимаю совет Саида: я вижу, что на столе, рядом с чашкой вонючей чёрной жидкости, которую пьют люди, пакетом с жёлтыми тонкими ломтиками и ещё какой-то человеческой едой, лежит электрошокер охранника.
Удар тока рассчитан на такого, как я. Не на такого, как он.
На случай, если это слабее, чем ему надо, я ударю дважды.
Охранник думает, что радуга уже совсем рядом — очень кстати: он ничего не видит и не слышит. Я беру шокер, даже не скрываясь особенно — и дважды жалю его в шею.
Я ошибся: одного раза хватило бы. Он мёртв.
Я смотрю на него и думаю о наших бельках. О девочках. О моих братьях со станции «Остров». Я не рад, что охранник мёртв: мне этого мало.
Надо идти дальше. Саид меня останавливает:
— Подними ему воротник, Молния, и закрой ему глаза. На всякий случай. Пусть он кажется спящим. И глянь в его карманы: там должна быть карта-ключ с личным кодом, чтобы открывать двери. Раз есть возможность, нужно ею воспользоваться, дорогой.
Его голос спокоен. Я делаю то, что он велит, хоть мерзко дотрагиваться до этого трупа. Забираю карту-ключ. Жаль, что у охранника нет пистолета.
Саид-двойник появляется рядом со мной.
Он суёт руку куда-то за голограмму, прямо в живот голой женщины, которая кричит. Вспыхивает и тут же гаснет контроллер на пульте под голограммой. Я понимаю: Саид каким-то образом проник в компьютерную сеть базы. Почему бы и нет? У него цифровое тело.