Семья Звонарёвых
Шрифт:
– Я знаю законы, - ответила Варя, - и вы ответите за произвол.
– Законница, значит?– ухмыльнулась надзирательница и наотмашь ударила Варю широкой тяжелой ладонью.– Вот тебе, получай по закону! А чтоб не совала свой нос куда не следует - получай еще!
Но второй раз ударить Варю она не успела. Завидова впилась ногтями в лицо надзирательнице, затем боднула головой в подбородок и сбила с ног. Как только надзирательница грохнулась, узницы набросились на нее, начали бить, топтать ногами. Ярость женщин была беспредельной. Казалось, они были готовы
– Остановитесь! Остановитесь!– взывала Варя, расталкивая женщин. Перед ее глазами мелькали разгоряченные, перекошенные злобой лица. Кто-то отшвырнул ее в сторону и крикнул:
– Не лезь! Не мешай!
Надзирательнице все же удалось как-то вывернуться. На четвереньках она добралась до двери, вскочила на ноги и пустилась наутек по коридору. А к взбунтовавшейся камере уже мчался сам начальник тюрьмы в сопровождении пятерых дюжих надзирателей.
– Это что за безобразие?!– заорал он с порога камеры.– Бунтовать задумали, сволочи? А ну сейчас по местам!
Надзиратели оттеснили женщин к нарам. Тех, кто не подчинялся, бесцеремонно швыряли на пол.
Надзирательница вернулась с разбитым носом и измазанным кровью лицом.
– Кто зачинщица?– обратился к ней начальник тюрьмы.
Надзирательница ткнула пальцем в Варю.
– Вот эта!
Вперед вышла Завидова.
– И совсем не она. Я изуродовала рожу этой кобыле. Жаль, что вырвалась, а то бы лежать ей рядом с Тузихой.
Начальник тюрьмы не знал, что делать.
– Не дури, Маня, - проговорил он убеждающе.– Зачем на себя вину берешь?
Завидова обожгла его ненавидящим взглядом.
– А ты не выгораживай меня, господин начальник. Говорю, я начала значит так и есть. Всех бы вас, палачей окаянных, загрызть, чтоб не измывались над людьми.
– Молчи, сумасшедшая!– крикнул начальник тюрьмы, пытаясь образумить ее, но Завидова, хлестко выругавшись, прошмыгнула мимо него и плюнула в лицо надзирательнице.
– Вот тебе, сука!
Волей-неволей начальнику пришлось применить крутые меры к той, с кем миловался всю ночь.
– Взять ее!– бросил он охранникам.
Завидова отчаянно сопротивлялась и в конце концов вырвалась из рук надзирателей, оставив в их руках изорванное платье. Сероглазая, с распущенными длинными золотистыми волосами, разгоряченная борьбой, она стояла посреди камеры. Ее красивые груди высоко вздамались при каждом вздохе. Надзиратели растерялись, поглядывали то на нее, то на начальника. "Хороша, стерва!" - думал каждый из них, будто видя перед собой чертовски соблазнительный, но запретный плод.
– Чего глаза пялите?– гаркнул на них начальник тюрьмы.– В карцер ее... И эту, - он указал на Варю.
Завидовой скрутили руки и выволокли в коридор. Та же участь постигла и Варю.
В тот же день в карцере Варя объявила голодовку.
По тюрьме поползли слухи, что Тузиха погибла от побоев, вся тюрьма возмущенно загудела. Начальник чувствовал,
Вскоре по распоряжению прокурора Варя была переведена в одиночку, а начальник тюрьмы, уже по собственной инициативе, поместил с ней Завидову.
8
На станцию Оредеж поезд отходил с Царскосельского вокзала. День был солнечный, сухой. В поезде стоял дымный запах горящих лесов и торфяных болот. В это засушливое и знойное лето такие пожары случались часто.
Домик, который Варя ежегодно снимала под дачу, располагался неподалеку от реки, был удобен и уютен. Звонаревы намеревались провести здесь лето, отдохнуть, покупаться в прохладных водах Оредежа, но до июня дача почти все время пустовала: они побывали здесь всего три раза. Затем обрушилось несчастье - арест Вари. Было уже не до дачи. Краснушкин находился на Волге, в Закатальском полку, и Катя решила выехать с детьми Вариными и свими - на Оредеж, чтобы прожить там до осени.
Одиннадцатого июля, получив три дня отпуска, Звонарев поехал на дачу. В поезде он обратил внимание на обилие военных. Офицеры вели себя как-то нервозно, то и дело упоминая в разговорах Австрию, Белград, и определенно намекали на возможную мобилизацию.
На одной из промежуточных станций в вагон вошел пожилой штабс-капитан, лицо которого показалось Звонареву знакомым.
Увидев Сергея Владимировича, штабс-капитан протянул ему руку:
– Честь имею приветствовать вас, господин Звонарев, - и улыбнулся. Возможно, вы забыли меня, но я-то хорошо запомнил вас после того, как вы изрядно потрепали мне нервы в кабинете Тихменева.
– Это насчет гаубиц?– вспомнил Звонарев.
– Вот именно, - подтвердил штабс-капитан.– Вы никак не хотели принимать наш заказ, а я слезно молил вас смилостивиться.
– И я, кажется, внял вашим мольбам.
– За что я и по сей день премногим обязан вам.
Разговорились. Сергей Владимирович поинтерисовался последними новостями, выразив при этом свои опасения по поводу возможного конфликта между Германией и Россией.
– По-моему, веских оснований для войны пока еще нет, - ответил штабс-капитан.– Президент Пуанкаре не торопится с отъездом во Францию, хотя, правда, с очень уж подозрительной любознательностью присматривается ко всему, что творится в вотчине гостеприимного хозяина.
– Это-то как раз и разжигает страсти, - заметил Звонарев.– Насколько мне известно, французы не только присматриваются, но и диктуют нам, что и как следует делать.
– Дружеские советы, не больше, - сказал штабс-капитан.– Между прочим, перерыв лагерного сбора на три дня был объявлен по их указанию, сообщил он.– Поверьте мне, если бы существовала реальная угроза близкой войны, такого перерыва никто не делал бы.
– И тем не менее Пуанкаре вместе с царем объезжает войска во время ночных маневров.