Семья
Шрифт:
После обеда пришло письмо от о-Юки. Санкити прочитал его вместе с сестрой, расположившись в холодке на веранде. О-Танэ велела Косаку принести старинный фарфор, еще оставшийся в доме, и показать Санкити. Она любовно хранила старинные чайные чашечки, в которых подавали когда-то чай клиентам-оптовикам, и большую пиалу с благородным рисунком, из которой ел Тацуо.
— Дядя, посмотрите, — сказала Тоёсэ, показывая Санкити потемневшую павлониевую шкатулку. В ней были письма далеких предков своим детям, писанные перед смертью, рисунки старинного
— Какой странный рисунок, — сказал Санкити. — Не корабль, а призрак... От этого призрака, как я помню, наш отец и сошел с ума, — добавил он, немного подумав.
О-Танэ странно посмотрела на брата.
— А возьму-ка я, пожалуй, эту картинку себе, — сказал Санкити и положил рисунок рядом с письмом о-Юки.
Тоёсэ решила воспользоваться отъездом Санкити, чтобы уехать самой. Иначе ей было не выбраться отсюда.
— Дядюшка, возьмите меня с собой, — упрашивала она Санкити.
— Мне бы хотелось поехать одному, — с легкой досадой ответил Санкити. — С чужой женой ездить — одно беспокойство.
— Если ты считаешь, что это слишком хлопотно, так и не бери ее, — сказала о-Танэ.
— А я все равно с вами уеду, — донесся из гостиной голос Тоёсэ.
— Хорошо, я посажу тебя на поезд, — неохотно согласился Санкити.
В ночь перед отъездом брата о-Танэ совсем потеряла сон. Она постелила себе в комнате брата и почти всю ночь проговорила. Санкити хотел было спать, но, видя состояние сестры, взял папиросу и приготовился слушать. О-Танэ начала с о-Сэн. Вся ее жизнь сосредоточилась теперь на дочери. Она была рада, что научила о-Сэн клеить пакетики. Это было самое подходящее для нее занятие, неутомительное и спокойное.
— Я только и жива ею, — сказала о-Танэ, подвинув к себе курительный прибор.
Тоёсэ и о-Сэн, улегшиеся в новой гостиной, уже давно спали. Санкити заговорил об отношениях в семье.
— Ты должна быть благодарна Косаку. Сёта ты дала жизнь, а ему ведь ты ничего не дала. А посмотри, сколько он делает для дома. Надо спокойнее относиться к недостаткам приемного сына и невестки. Ведь если уж говорить честно, то у Сёта их тоже немало.
Наступило молчание. И вдруг Санкити спросил:
—А сама-то ты как думаешь, отчего Тацуо ушел из дому?
О-Танэ резко села на постели.
— Ты что!.. Что ты хочешь сказать? Что я дурно вела себя? И во мне заключается причина несчастья, которое обрушилось на наш дом?..
В ярком свете электрической лампы было видно, как лицо ее исказилось. Ее жесткий взгляд — даже младший брат был сейчас для нее врагом — говорил: «Я всю жизнь хранила супружескую верность. Меня никто не может ни в чем упрекнуть!»
— Успокойся, сестра. Ты еще не дослушала, а уже все повернула по-своему. Я вовсе не хотел сказать того, что ты себе
О-Танэ была так взволнована, что не могла говорить связно.
— А ты знаешь, что могло бы случиться самое худшее, что Тацуо могли бы забрать в тюрьму?
— Так, значит, он испугался арестантского халата?
— Да, испугался. И все от этого страдают. До нынешнего дня. Подумай, каково Сёта. Ну, что ты зеваешь? Как можно хотеть спать в такие минуты?!
— Понятно, понятно. Я как-то не думал об этом. Имея дело с молодыми, поневоле стушевываешься.
— Но не в этом же дело!
Скоро брат и сестра уже и сами не понимали, о чем идет речь.
— Ну хорошо, сестра, — наконец твердо сказал Санкити, — скажи, что ты считаешь для себя самым подходящим сейчас?
— Я бы хотела поехать к Сёта и жить со своими детьми, трудностей я не боюсь.
На этом и окончился разговор, оставив у обоих чувство какой-то растерянности и неудовлетворенности.
О-Танэ так и не уснула в эту ночь. Едва забрезжил рассвет, поднялась и Тоёсэ. Что-то со стуком упало. О-Танэ с лампой в руках вышла в гостиную.
— Тоёсэ, и ты меня оставляешь? — спросила о-Танэ.
— Вы, мама, всю ночь сегодня не спали, проговорили с дядей.
— Мы мешали тебе уснуть?
— Нет, я только вначале намного слышала, а потом заснула.
— Какая тоска, Тоёсэ. Никому я теперь не нужна во всем свете!
О-Сэн еще спала. О-Танэ вдруг разрыдалась у изголовья дочери.
За утренним чаем брат и сестра сидели рядом, О-Танэ была спокойна, как будто и не было никакого разговора ночью.
— Ты был так добр, что навестил нас, — сказала она. — А мы только расстраивали тебя своими неурядицами.
— Три ночи подряд проговорили!
— И даже крупно поговорили.
Брат и сестра посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Тоёсэ сложила вещи. Пришло время отъезда. У очага за прощальной чашкой чая собрались все домочадцы: о-Танэ, о-Сэн, Косаку с женой и служащие.
О-Сима и о-Сэн проводили гостей до городка.
Тоёсэ не часто приходилось ходить по такой изрытой дороге. Она медленно тащилась позади дяди.
Старый поселок погибал. Время от времени воздух сотрясали взрывы. Это рвали окрестные скалы. Огромные каменные глыбы с оглушительным грохотом неслись по склону обрыва в долину, расцвеченную багрянцем и золотом осенней листвы.
— Здесь одной просто невозможно пройти, — сказала Тоёсэ, стараясь держаться поближе к Санкити. Ее городское платье и манеры привлекли внимание рабочих. Они бросили таскать камни и с кирками в руках вышли на дорогу.
Тоёсэ и Санкити выбрались к лесу. Между деревьями виднелась река. У дороги стоял чайный домик, приветливо приглашая путников войти. Они решили немножко отдохнуть. Хозяйка принесла чаю.
— Издалека идет госпожа с супругом? — спросила она Тоёсэ.
Тоёсэ, ни мало не смутившись, ответила: