Семья
Шрифт:
— Морихико просил, чтобы я достал ему двести иен, — вернулся Санкити к главной теме разговора. — Если бы это чему-нибудь помогло, я бы, разумеется, постарался достать эти деньги. Но я боюсь, что и эта история добром не кончится. Да и двести иен — не такие уж малые деньги.
Санкити прислушался — внизу по-стариковски долго кашлял отец Натура.
— Нагура смотрит, как я помогаю родне, и ждет, что я вот-вот разорюсь. Молчит и наблюдает. Твердый старик и упрямый. Кое в чем он помогал мне, но чтобы предложить денег — никогда. Да я у него и не просил.
Хлопнула
— Кажется, Ямана-сан пожаловал.
Не успел Санкити проговорить этих слов, как вошла о-Юки и сказала, что приехал Цутому. Санкити спустился вниз. Старик Нагура, его жена и гость сидели вокруг жаровни.
— Опять в Токио, добро пожаловать! Все торговые дела по свету носят? — приветливо поздоровался с Цутому Санкити.
— Раз-другой в год обязательно приходится, — ответил Цутому. — Да, Коидзуми-сан, братец Маруна сказал, что скоро приедет и привезет вам служанку.
— Это хорошо! Ну, как он поживает? Как его магазин?
— Очень много хлопот.
Санкити поручил гостя попечению о-Юки, а сам вернулся к Сёта.
— Это муж Фукутян. Деловой человек, каких среди нашей родни не сыщешь. В тех краях все купцы очень напоминают осакских торговцев.
Сёта все еще не мог найти работу по душе. Впрочем, он не очень утруждал себя поисками. Но вид у него был осунувшийся и несчастный. Поговорив с Санкити о музыкальном вечере, о любимых блюдах, о выставке одного художника — обо всем, о чем говорят, когда за окном идет снег, Сёта отправился домой.
Санкити все думал о Морихико, о его двух дочерях, которым еще долго надо учиться. Он чувствовал, что не может не помочь брату, и решил найти для него деньги, ничего не сказав старикам Нагура.
К тому времени, когда матушка Нагура уехала с Маруна домой, Санкити уже не ограничивался молчаливым раздумьем, лицо его все чаще и чаще хмурилось. «Какой суровый вид у папочки», — говорила в такие минуты о-Юки.
Время от времени Санкити, тяжело ступая, спускался вниз и вдруг спрашивал жену:
— Как ты думаешь, о-Юки, кто из нас первый умрет?
— Наверное, ты, папочка, — отвечала о-Юки. — Что я тогда буду делать? Как одной поднимать детей? Если даже твои книжки напечатают, еще неизвестно, сколько за них дадут денег. Тут любая жена призадумается. Быть учительницей мне не нравится. Придется, видно, идти в парикмахерши.
Старик Нагура остался гостить у дочери. Он был еще крепок здоровьем и любил много ходить пешком. Он вставал спозаранку и отправлялся бродить по городу, знакомясь с улицами, новыми мостами, домами, каналами, стройками. Гуляя по городу, он не знал усталости. «Весь Токио осмотрел», — хвастался детям старик.
— Но все-таки ты теперь не тот. Куда меньше стал ходить, — говорила ему о-Юки. — Стареешь ты, отец.
Наконец и он распрощался с дочерью и внуками. Санкити и о-Юки, оставив Гиндзо на служанку, пошли со старшими детьми проводить старика.
— Танэтян, Синтян, скорее, скорее, а то дедушка на поезд опоздает, — говорила
Старик Нагура и Санкити время от времени останавливались, чтобы подождать отставшую с детьми о-Юки. На углу улицы, привлеченная серым пятном асфальта, спускалась стайка птиц. Им, видно, показалось, что это земля. Почти коснувшись асфальта, птицы, крича, взмыли вверх и рассыпались комочками по соседним крышам.
— Кажется, ласточки прилетели, — сказал Санкити, останавливаясь и глядя на птиц.
Наконец добрались до вокзала Уэно. Сели в зале и стали ожидать поезда. Старик ни секунды не сидел на месте, то и дело подходил к Санкити, о чем-то спрашивал и смеялся молодым смехом.
Оба мальчишки, тараща круглые глаза и крепко держась за подол матери, разглядывали пассажиров. Старик подошел к ним.
— Ведите себя хорошо, слушайтесь маму. Дедушка Нагура скоро опять приедет и привезет вам гостинцев.
— Слышите, что говорит дедушка? —сказала о-Юки. — Будете слушаться маму, он опять приедет и подарки вам привезет.
— Да, да, дедушка опять скоро приедет, — повторил старик,глядя на дочку.
Началась посадка на поезд. Старик Нагура, Санкити, о-Юки с детьми поспешили на перрон.
— Ну, детишки, — сказал Санкити, — прощайтесь с дедушкой. Помашите ему.
О-Юки взяла Синкити на руки и подняла повыше.
В окне вагона второго класса показалось смеющееся лицо с белой бородой. Старик, не отрываясь, смотрел то на дочь, то на внуков. Потом сел на свое место и опустил голову. Станционный служащий прошел между провожающими и поездом. Тяжело застучали колеса.
— Может, отец в последний раз был в Токио, — сказал Санкити жене, когда поезд скрылся из виду.
Наступил май. Сёта все еще не работал, Морихико, сказав, что начал новое дело, уехал, полный сил и энергии, в Нагою.
Как-то Санкити, сказав жене, что его очень тревожит судьба племянника, пошел в Комагата.
Санкити приблизился к знакомой каменной ограде. В этот яркий майский день дом Сёта выглядел особенно уныло. На двери висело объявление: «Сдается второй этаж». Санкити поднялся по каменным ступеням. Его встретила старуха, лицо у нее было невеселое. Оказалось, что Сёта с Тоёсэ ушли за покупками, но скоро вернутся. Санкити остался ждать племянника. Вещи со второго этажа были снесены вниз, столик Сёта с ирисами передвинут к сёдзи. Только старые шторы цвета морской волны остались на месте.
Старуха предложила Санкити чаю.
— Когда я только поступила в этот дом, — сказала она, — я думала, до чего же дружные бывают супруги. А потом вижу, что счастья-то и нет. И так мне стало жалко госпожу. Женщина всегда женщину жалеет.
Старуха говорила неторопливо и негромко, было видно, что она сама пережила немало. Санкити обратил внимание, что жалость старухи к Тоёсэ совсем не похожа на обычную угодливость служанки.
— Конечно, я ничего не могу сказать, барин тоже неплохой человек, — добавила она под конец.