Сэндвич с пеплом и фазаном

Брэдли Алан

Я включила слабую лампочку в нише и приступила к работе.

Как бы взволнована я ни была, необходимо следовать правилам. Я включила вентилятор, который вытянет дым из-под навеса, накрывающего рабочее пространство. В минувшие дни не один химик почил в бозе, проводя тест Марша и надышавшись ядами.

Я вытащила из кармана серебряный медальон. К счастью, я догадалась завернуть его в целлофан для защиты, перед тем как завязать его в носовой платок.

Доставая необходимые принадлежности, я почувствовала, как меня охватывает так

хорошо знакомый мне трепет. Словно викарий, готовящийся к освящению хлеба и вина, я ощущала, как под моими пальцами вот-вот начнется трансформация; меня благословят боги химии.

Проба Марша не только проста и элегантна, она еще и наиболее театральна среди химических опытов. Сколько сыщиков, реальных и вымышленных, напряженно склонялись над предательским огнем?

Это тот самый момент перед финальным занавесом, когда весь мир, кажется, затаил дыхание: момент, когда крошечный, мерцающий, почти незаметный огонек отправит обвиняемого на виселицу или освободит его.

Это Джеймс Марш, химик в Королевском Арсенале в Вулидже, открыл, что новообразованный водород, вступая в контакт с мышьяком и кислородом, выделит воду и мышьяковистый водород, иначе называемый арсин, – чрезвычайно ядовитый газ с химической формулой А_sH₃ и запахом свежайшего чеснока.

Эта проба настолько чувствительна, что может определить наличие мышьяка в соотношении двух частей к миллиону.

Сейчас, правда, идея о необходимости свежевыделенного водорода в общем и целом отвергается и считается, что возраст не влияет на способность указать на преступника.

Кислород есть кислород, как говорится, хотя Доггер придерживается старомодных взглядов и сомневается в этом.

Я капнула немного цинка на дно П-образной мензурки, потом заполнила ее почти наполовину серной кислотой.

С помощью клочка хирургического хлопка я стерла немного черного нагара с медальона и бросила тампон в левую часть мензурки, запечатав ее стеклянной пробкой. Тампон сразу же почернел, подвергнувшись воздействию серной кислоты.

Цинк мгновенно начал булькать под влиянием кислоты. Рождался водород!

И, если мое подозрение верное, вместе с ним – и арсин.

Плотно закрытая правая часть мензурки переходила в тонкую трубку, заканчивающуюся закругленным краем.

Я подождала секунд тридцать… зажгла спичку… поднесла ее к краю и…

Пуфф!

Огонек… сначала красный, потом оранжевый, затем голубой…

Я достала глиняное блюдце, перевернула и подержала его над огоньком, как замерзший школьник, вернувшийся домой на каникулы, греет руки над очагом.

По наружному краю огонька начал формироваться темный круг, сначала коричневый, но вскоре ставший черным и блестящим.

Мышьяковое зеркало, в котором, если я могу судить об этом, скоро отразится убийца.

Но это еще не конец. Сначала надо капнуть несколько капель растворенного хлорноватисто-кислого натрия на новообразованное

зеркало. Если сажистый остаток растворится и исчезнет, это мышьяк; если сохранится – это родственница мышьяка сурьма.

А потом, разумеется, надо повторить процедуру с чистой пробиркой и свежим тампоном. Это будет контрольный эксперимент, в результате которого не должно образоваться мышьяковое зеркало.

Я отступила из круга света, размышляя о своем открытии: о том, что оно значит для меня и для кое-кого другого. Как только я предам гласности то, что я знаю, женская академия мисс Бодикот уже не будет прежней.

И в этот самый момент из темноты за моей спиной донесся голос:

– Очень умно.

Глава 28

Я обернулась, глаза медленно адаптировались к темноте.

Из тени по направлению ко мне выступила фигура.

Фабиан.

– Очень умно, – повторила она, выходя на свет, и я заметила легкую усмешку на ее губах.

– И давно ты здесь? – спросила я, пытаясь добавить в голос каплю ярости.

– Дольше, чем ты, – ответила она, выуживая пачку сигарет из кармана и закуривая, а потом встряхивая волосами на манер французских актрис.

– Значит, ты меня ждала, – сказала я, но она не потрудилась ответить и лишь выдохнула в мою сторону струю дыма.

– Что натолкнуло тебя на мысль о пробе Марша? – поинтересовалась она. – Почему ты подумала о мышьяке?

Я пожала плечами и солгала:

– Просто догадка.

Мы могли простоять так всю ночь, перебрасываясь словами, пока одна из нас не решит воспользоваться более смертоносным оружием.

Я воспользовалась шансом и бросилась в бой.

– Но ты уже знала, что дело в мышьяке, не так ли?

– Разумеется. – Она улыбнулась и удовлетворенно выдохнула новую струю дыма. – Я была там, когда она его проглотила.

– Что?

– В тот вечер два года назад, на балу изящных искусств. Я там была.

Должно быть, я выглядела сущей дурочкой.

– Нас попросили прислуживать за столами: Джумбо, Дрюс, Форрестер и меня. А также кое-кого из преподавателей: мисс Фолторн, мисс Моут, миссис Баннерман, мисс Дюпон. Это традиция, – продолжала Фабиан. – Призвана демонстрировать демократические принципы – пусть только раз в году.

– Довольно смело со стороны мисс Моут участвовать в этом, – заметила я. – Для нее это наверняка было нелегко.

– Моут – отличная старушка, – ответила Фабиан, стряхивая пепел на пол. – Она больше лает, чем кусается.

Я кивнула, хоть и не была согласна. Я все еще пыталась понять, кто из нас на чьей стороне и что кроется за этой дуэлью в полной теней комнате? Кто из нас свет, а кто тьма?

– Ей нелегко пришлось, – продолжила Фабиан. – После того несчастного случая. Ее погубила лучшая подруга.

Погубила? Я чего-то не знаю.

Фабиан уловила мое замешательство.