Сэндвич с пеплом и фазаном

Брэдли Алан

Как глупо я, должно быть, выглядела.

Я выиграла сражение, как сказал бы Альф, муж миссис Мюллет, но проиграла войну. Коллингсвуд исчезла, миссис Баннерман в тюрьме, а я застряла в богом забытом районе Торонто без единой свежей идеи в голове.

Безнадежно. Я не осмеливалась думать о бедняжке Коллингсвуд. Одного упоминания о сжигании матраса уже достаточно, чтобы предположить самое худшее. А что касается миссис Баннерман – что ж, все мои мечты о нашей учебе исчезли, как дым в камине.

И в

этот самый момент, как часто бывает, на место встал большой кусок головоломки, словно с неба упал, как будто его к моим ногам бросили боги дедукции.

Мне надо вернуться в мисс Бодикот и попасть в химическую лабораторию, не теряя ни минуты.

Мое внимание привлек шипящий звук откуда-то из сада. Он доносился откуда-то из-за особняка Рейнсмитов слева от меня.

Шипение в саду – не тот звук, который может игнорировать женщина со времен Евы в райском саду, и я не стала исключением. Я медленно сошла с тропинки на траву, склонив голову в надежде, что смогу что-то увидеть, не будучи замеченной.

Приятного вида джентльмен в униформе, только без куртки, поливал из шланга голубую машину – ту самую, в которую села мисс Фолторн на авеню Данфорт и за рулем которой был Райерсон Рейнсмит.

Я еще прикидывала возможности, а мои ноги уже сами по себе пошли к мужчине со шлангом.

– Здравствуйте! – услышала я свой голос. – Это резиденция Рейнсмитов?

Мужчина прикрутил кран, и поток воды превратился в отдельные капли. Он внимательно посмотрел на меня, перед тем как ответить.

– Мисс Бодикот? – наконец сказал он, хотя на самом деле это не был вопрос.

Моя школьная форма выдавала меня с потрохами.

Я мрачно кивнула.

– Как тебя зовут? – продолжил он.

– Де Люс, – ответила я. – «Ф» – Флавия. Вы, должно быть, мистер Мертон. Ужасно соболезную вам по поводу смерти матери. Это так грустно. А у меня мама умерла в апреле.

И с этими словами я протянула ему букет.

Не говоря ни слова, он принял цветы, снял куртку с каменной стены, где она висела, и поманил меня за собой в сторону дома.

Внутри было темно, а кухня, расположенная в северной части дома, никогда не знала солнечного света.

– Эльвина, – окликнул он, – у нас гости.

Стройная смуглая женщина средних лет вышла из чулана, отряхивая руки от муки. Ее блестящие черные волосы были собраны в тугой узел и заколоты черной черепаховой заколкой, а глаза сверкали, как только что отполированные агаты. Испанка, наверное, или мексиканка, хотя ее темное платье не позволяло определить точно.

– Флавия де Люс, – добавил он. – Из академии.

В его голосе прозвучало что-то, что заставило меня насторожиться.

Они коротко переглянулись.

– Давай сюда, – сказала Эльвина, забирая цветы у Мертона, – я поставлю их в вазу.

Они красивые.

– Их принесла Флавия, – произнес он. – В память о моей матери. Какая забота.

Это, конечно, было не так, но я не стала его поправлять. Пусть льет воду на мою мельницу.

– Ромашковые астры означают прощание, – сказала Эльвина, – а хризантемы – жизнерадостность несмотря на несчастья. Ты, должно быть, долго думала, выбирая цветы.

Я потупила взор, скромно соглашаясь.

– Мы как раз собирались выпить чаю. Присоединишься к нам?

Я знала, что она лжет: Мертон мыл машину, а она явно собиралась что-то печь.

– С удовольствием, – ответила я.

Мертон пододвинул мне стул, словно я леди, и мы сели – во всяком случае, Мертон и я в ожидании, пока Эльвина вскипятит чайник и присоединится к нам за кухонным столом.

Начинать разговор всегда трудно, если вы – три незнакомца, между которыми нет ничего общего. Обычный способ – начать с погоды и посмотреть, куда кривая выведет.

Но у меня не было на это времени. Вскоре в мисс Бодикот заметят мое отсутствие, и поднимется шум. Мне надо попасть в лабораторию и провести очень важный тест. Нельзя терять ни минуты.

– Вы понесли уже не первую тяжелую утрату, – начала я. – Ваша мать, мистер Мертон, а до этого – первая миссис Рейнсмит.

Смелое начало, но надо было рискнуть.

– Не первую, – сказал мистер Мертон. – Что правда, то правда. На долю этого дома выпало много скорби.

– Должно быть, вы перенесли ужасный шок, когда миссис Рейнсмит утонула, – продолжила я. – В смысле, не то чтобы мистер Рейнсмит не страдал, но все-таки он врач, не так ли, он привычен к смерти. Но вы, бедняга…

Я умолкла, оставив мысль незаконченной.

Эльвина бросила на меня острый взгляд, а Мертон промолвил:

– Мать Флавии умерла в апреле.

– Мои соболезнования, – сказала Эльвина. – Это было неожиданно?

– И да, и нет, – ответила я. – Она считалась пропавшей десять лет, и ее тело нашли в леднике в горах.

– О! Бедный ягненочек! – воскликнула Эльвина. – Бедняжечка!

А потом, видимо, желая сменить тему и заговорить о чем-то менее трагическом, пусть и ненамного, она добавила:

– Не то чтобы смерть первой миссис Рейнсмит была совсем уж неожиданной, она ведь так болела перед несчастным случаем.

– Болела? – переспросила я, не осмеливаясь сказать больше ни слова.

– Проблемы с желудком, – объяснила Эльвина. – Плохи были ее дела. Но она была опытной актрисой. Не подавала и виду, ведь у нее были обязательства.

– Господи! – сказала я. – Должно быть, вы ужасно себя чувствовали. Ведь кухарка всегда…

Я умолкла, делая вид, что только сейчас поняла, что говорю.