Сербия на Балканах. XX век
Шрифт:
Этого не избежала и Сербия. И в целом, по-видимому, надо пытаться сохранить все-таки две системы координат для явлений, о которых мы говорим, – модернизационную (формационную) и цивилизационную. Однако это не отменяет и того факта, что, как и во многих странах с «догоняющей» модернизацией, причину невысокой эффективности различных формальных, в том числе и представительных, институтов следует все-таки искать прежде всего в отсутствии нормальной рыночной экономики, правового самосознания и гражданского общества. Именно из них постепенно вырастали представительные институты в странах так называемой «первичной» модернизации. В странах же «вторичной», «догоняющей» модернизации телега часто была поставлена впереди лошади.
Наконец, представленный Западом либерально-демократический, рационально-материальный вариант развития сегодня сам находится в глубоком ценностном кризисе. Как отмечает Адам
Михник: «Мы верили в свободу, но, когда свобода пришла, оказалось, что свобода, реализованная в демократической системе, во всем мире переживает кризис. У нас совпали два кризиса – кризис трансформации и кризис западной демократии» [76] .
Приверженцы
76
Михник А. Язык Мандельштама – это язык свободы // Мир перемен. 2005. № 4. С. 111.
Югославский эксперимент
Воспроизводство советской модели
Королевская Югославия погибла в 1941 г. Возникновение в горниле войны «второй», титовской Югославии, казалось, давало этой стране новый шанс создания устраивающего все югославянские народы успешного общего государства. Однако югославский эксперимент, как часто называют в литературе специфичный опыт социалистического развития этой страны во второй половине ХХ в., окончился полным крахом и был усугублен кровавой гражданской межэтнической войной «за югославское наследство» [77] . Причем причинами, которые завели югославский эксперимент в тупик, были не только присущие всем странам «реального социализма» неэффективная экономика и авторитарная политическая система (в ее экзотическом самоуправленческом варианте), но и окончившаяся полным провалом государственная национальная политика.
77
Термин применительно к войнам, происходившим на территории Хорватии (1991–1995) и Боснии и Герцеговины (1992–1995), принадлежит С.Рамет (см.: Ramet S.P. Tri Jugoslavije. Izgradnja drzave i izazov legitimacije. 1918–2005. Zagreb, 2009. S. 467–573), однако его вполне можно распространить и на весь югославский кризис, включая военные события вокруг Косово (1998–1999 г.) и в Македонии (2001 г.).
Национальный вопрос всегда был одним из самых главных в Югославии. Это и понятно, учитывая многонациональный состав этого существовавшего на протяжении большей части ХХ в. балканского государства. Несмотря на этническую близость югославян, говорящих практически на одном или очень близких языках, между ними все же было много различий, в частности в уровне экономического и культурного развития. Югославские народы объединились на этапе уже сложившихся (или, в некоторых случаях, складывавшихся) наций, у них было разное историческое прошлое, традиции, они принадлежали к разным религиям. Все это позволяло говорить даже о встрече на югославской земле различных цивилизаций.
Создавая общее государство, они решали разные задачи. Если сербы достигали, наконец, объединения всех частей своего народа в одном государстве, то хорваты и словенцы в определенной степени выбирали меньшее из двух зол и из лагеря проигравших войну переходили в стан победителей. Хотя нельзя умалять и того факта, что среди хорватов и словенцев были и искренние сторонники югославского объединения.
Подчеркнем особо, что Югославия, на наш взгляд, не была совершенно случайным образованием, как считают сейчас постфактум некоторые политики и исследователи. Но она не была, конечно, и прочным гармоничным государством, гарантированным от распада. Наоборот – любым властям Югославии предстояло все время заботиться о целостности государства, бороться с то усиливавшимися, то затухавшими центробежными тенденциями.
Сначала с подобными проблемами столкнулось руководство еще «первой», королевской Югославии. Разрешить их оно не смогло, хотя, казалось бы, перепробовало все варианты национальной и региональной политики – от жесткого унитаризма при доминировании сербской политической элиты до некоего прообраза федерализма.
Точно так же и коммунистическая партия Югославии (КПЮ) была вынуждена рассматривать различные способы решения национального вопроса. В период между двумя мировыми войнами точка зрения коммунистов по этому вопросу претерпевала сильные колебания. Обсуждалось прежде всего лучшее устройство «версальской Югославии» (но существовали и оставшиеся от их социал-демократических предшественников туманные планы Балканской федерации). В начале 1920-х годов КПЮ поддерживала идею унитарного государства. Затем в течение более десяти лет (1923–1935 гг.) лучшим вариантом считался противоположный – раздел Югославии на независимые национальные государства. Под влиянием Москвы накануне войны коммунисты вновь пересмотрели свои взгляды и выступали уже за югославскую федерацию [78] . Неизменным оставалось лишь одно: во время всего межвоенного периода КПЮ обвиняла в угнетении других югославских народов и во всех остальных грехах «великосербскую буржуазию» как главного носителя идеи «великосербского гегемонизма».
78
См.: Димић
Во время войны лидер югославских коммунистов Й. Броз-Тито ставил решение национального вопроса по важности на второе место, сразу же после задачи освобождения страны и захвата власти. Под его руководством компартия сформировала по национальному вопросу программу из трех пунктов: 1) борьба против национального неравноправия; 2) отстаивание единства Югославии как государственного объединения и 3) гарантирование в этом государстве национальных свобод [79] .
Вместо культивировавшейся на последнем этапе существования королевской Югославии идеи «интегрального югославизма» и особенно в противовес кровавой межнациональной розни военного времени коммунистами стал пропагандироваться своего рода местный югославский интернационализм, выраженный в формуле – «братство и единство югославских народов». В этом духе и принимались решения на известной II сессии Антифашистского веча народного освобождения Югославии (АВНОЮ) в 1943 г. Одним из решений этого представительного органа титовских партизан было построение новой послевоенной Югославии на федеративном принципе, который, как считалось, только и способен обеспечить равноправие всех югославских народов.
79
Социалистическая Федеративная Республика Югославия. М., 1985. С. 50.
Такая позиция встречала понимание самих югославян. Во многом именно из-за своей позиции по национальному вопросу коммунисты и смогли создать самое крупное движение Сопротивления на югославской земле. При этом единственной реальной силой, способной составить конкуренцию партизанам, были четники Дражи Михайловича, которые по понятным причинам могли рассчитывать только на поддержку сербов.
Четники оказались обречены, когда их перестали поддерживать англичане. По мнению югославского эмигрантского правительства в Лондоне, англичане посчитали более выгодным ориентироваться не на потенциальных русофилов – сербов Михайловича, а на хорватов, которые могли бы обеспечить Британии прозападную Югославию. Возможно, из-за национальности Тито англичане почему-то полагали коммунистическое партизанское движение преимущественно хорватским. Кроме того, разрывом с четниками Великобритания также рассчитывала оторвать хорватов от верхушки фашистского Независимого государства Хорватии и тем самым от немцев [80] .
80
Аникеев А.С. Указ. соч. С. 24–25, 27, 32–33, 35, 36, 45.
Сформулированная КПЮ политика «братства и единства» была продолжена и после войны. Однако на практике это не всегда вело к примирению, иногда такая политика даже плодила новые национальные обиды. В частности, зверства хорватских усташей на территории Хорватии и Боснии в отношении сербского населения [81] не только не получили должной оценки, но и по возможности замалчивались. Считалось, что это может спровоцировать национальную рознь. Соответственно, не было и покаяния со стороны хорватов.
81
По свидетельству очевидца, планы геноцида сербов вожди будущего Независимого государства Хорватии вынашивали еще в итальянской эмиграции, причем вдохновение они черпали в турецкой резне армян во время Первой мировой войны. См.: Екмечић М. Дуго кретање… С. 444–445.
В результате, может быть, и из лучших побуждений, болезнь загонялась внутрь. Впрочем, надо сказать, что и никакого специального лоббизма хорватских интересов тоже не было. Коммунисты в целом не обращали внимания на национальные различия и относились ко всем своим противникам одинаково – будь то их классовые враги, коллаборационисты или местные фашисты [82] .
Главной проблемой новой власти было получение международного признания. Для этого следовало проявлять известную гибкость. Югославские коммунисты оказались на нее способны только под настойчивым давлением Москвы. 2 ноября 1944 г., сразу же после освобождения Белграда от немецких оккупантов, между Национальным комитетом освобождения Югославии (НКОЮ) и эмигрантским королевским правительством, которое тогда возглавлял И. Шубашич (глава Хорватской бановины до войны), было подписано соглашение об образовании объединенного правительства. Одновременно до Учредительного собрания (скупщины) король Петр II Карагеоргиевич был принужден уступить свои полномочия регентскому совету.
82
Отголоски такого подхода, когда всех стригут под одну гребенку, находят иногда место и в современной научной литературе. Например, С. Романенко фактически ставит знак равенства между Независимым государством Хорватией А. Павелича и режимом М. Недича в Сербии, между хорватскими усташами и сербскими четниками Д. Михайловича (см.: Романенко С. Между национальной и пролетарской диктатурой: Милан Недич – Дража Михайлович – Анте Павелич – Йосип Броз Тито // Тоталитаризм. Исторический опыт Восточной Европы. «Демократическое интермеццо» с коммунистическим финалом. 1944–1948. М., 2002. С. 6187). Характерно, что даже в целом прохорватски настроенная западная исследовательница С. Рамет специально оговаривает неправомерность подобного отождествления (см.: Ramet S.P. Op. cit. S. 44).