Сердце Ангела
Шрифт:
— Здравствуйте, джентльмены, чем могу служить?
— Ответишь нам на пару вопросов.
Стерн был высокий малый. Его физиономия с тяжелой челюстью и носом, похожим на нос ледокола, воинственно устремлялась в мир поверх сутулых плеч. Когда он говорил, то почти не двигал губами.
— С удовольствием, — ответил я. — А я как раз собирался поесть. Составишь мне компанию?
— Лучше здесь поговорим, — сказал Стерн.
Его напарник закрыл дверь.
— Хорошо. — Я зашел за стол и достал из ящика литровую бутыль канадского виски и коробку сигар.
— Больше,
— На службе не употребляю, — заявил Стерн, загребая целую горсть сигар.
— А на меня не обращайте внимания, у меня обед. — Я прошел с бутылкой к водоохладителю, налил себе полстаканчика и добавил на два пальца воды. — Ваше здоровье.
Стерн запихнул свою добычу в нагрудный карман.
— Где ты вчера был в одиннадцать утра?
— Дома был. Спал.
Стерн ухмыльнулся уголком рта.
— Ничего себе жизнь у свободных художников, а, Деймос?
Деймос только крякнул.
— Как это так, а? Все работают, а ты дрыхнешь…
— Ночью допоздна работал.
— Где именно?
— В Гарлеме. А в чем дело?
Стерн достал что-то из кармана плаща и протянул мне:
— Узнаешь?
— Моя визитка.
— Может, тогда объяснишь, как она попала в квартиру к убитому?
— К Свиту?
— Давай, выкладывай.
Стерн уселся на угол стола и сдвинул серую шляпу на лоб.
— Да выкладывать-то нечего. В Гарлем я ездил из-за него. Я сейчас веду одно дело и думал, Свит сможет мне помочь. Но оказалось, он толком ничего не знает, я, в общем-то, и не надеялся особенно. А визитку я ему дал на всякий случай: мало ли что, вдруг его осенит.
— Что-то маловато. Давай-ка еще раз.
— Ну ладно. Я ищу одного человека. Пятнадцать лет назад он исчез — как в воду канул. Зацепиться почти не за что. Была фотография, где он вместе с Ножкой. Вчера вечером я ездил к Свиту в центр, думал, он мне поможет. Я с ним сперва в «Красном петухе» говорил, но он что-то темнил. Я дождался, пока они закроются, и проследил за ним. Он пошел в Центральный парк на вудуистский шабаш возле Гарлемского озера. Плясали-плясали, потом петуха зарезали. Прямо Африка какая-то, честное слово.
— Погоди. Кто петуха зарезал? — спросил Стерн.
— Да черные какие-то. Человек пятнадцать, и мужчины и женщины. Я, кроме Ножки, не знаю никого.
— И что потом?
— Да ничего. Ножка ушел один, я его проводил до дома и там с ним побеседовал по душам. Он сказал, что, как они сфотографировались, он его больше не видел. Я ему оставил визитку, сказал, чтобы позвонил, если что-то вспомнит. Ну что, теперь довольны?
— Да не особенно. — Стерн равнодушно оглядел свои панцирные ногти. — Как же ты его разговорил?
— На психологии сыграл.
Стерн приподнял брови и посмотрел на меня с таким же выражением, с каким секунду назад взирал на свои ногти.
— А кто этот тип, которого ты ищешь?
— Без согласия клиента я не могу вам давать такие сведения.
— Брось. Много ты на своего клиента наработаешь, если я тебя в участок
— Ну зачем же так сразу? Я работаю на адвоката по фамилии Штрейфлинг и, значит, как и он, имею право вам не отвечать. Ну заберете вы меня, а через час все равно отпустите. Сэкономьте лучше казенный бензин.
— Давай телефон адвоката.
Я записал номер и полное имя, вырвал из настольного блокнота листок и протянул лейтенанту.
— Все, что знал, я сказал. Судя по статье, его оприходовал кто-то из своих. Если поймаете кого, рад буду помочь при опознании.
— Экой ты добрый, Ангел, — ухмыльнулся Стерн.
— Что это? — поинтересовался вдруг сержант Деймос.
Все это время он бродил по кабинету, сунув руки в карманы, и совал нос куда ни попадя. Его заинтересовал йельский диплом Эрни Кавалеро, висевший в рамке над картотекой.
— Диплом человека, который начинал это дело, — сказал я. — Он уже умер.
— Дорог как память? — не разжимая губ, поинтересовался Стерн. Прямо чревовещатель какой-то, ей-богу.
— Для солидности.
— И что там написано? — спросил Деймос.
— А кто ж его знает? Я в латыни не силен.
— Так это, значит, латынь?
— Она.
— Да хоть иврит, тебе-то какая разница? — заметил Стерн.
Деймос пожал плечами.
— Еще будут вопросы?
Стерн опять уставился на меня своим мертвецким взглядом. Ну и глаза — он, небось, за всю свою жизнь ни разу не улыбнулся. Даже на допросе с пристрастием. Ну да, для него же это работа.
— Нет. Иди, обедай. Право он, видите ли, имеет… Мы тебе, может, позвоним еще, но особо не надейся. Было бы дело стоящее, а так… подумаешь, очередного негритоса пристукнули. Невелика потеря.
— Звоните, если понадоблюсь.
— Позвоним, не волнуйся. Вежливый какой, а, Деймос?
Мы втиснулись в крошечный лифт и в полном молчании поехали вниз.
Глава двадцать четвертая
Забегаловка Гофа, что на Сорок третьей улице напротив башни «Таймс», была забита до отказа, но я кое-как протиснулся в дальний угол у стойки. Времени у меня было не так уж много, поэтому я заказал ростбиф на куске ржаного хлеба и бутылку эля. Несмотря на толпы клиентов, официантки поворачивались быстро, и я уже приканчивал свою бутылку, когда ко мне подошел Уолт Риглер: он, оказывается, тоже был здесь и заметил меня уже на выходе.
— Что привело тебя в сей приют борзописцев, Гарри? — прокричал он, перекрывая гудение насыщающихся журналистов. — Я думал, ты у Дауни обедаешь…
— Стараюсь не заводить привычек.
— Разумно. Что новенького?
— Да ничего почти. Спасибо, что дал порыться мне в архиве. За мной должок.
— Брось считаться! Скажи лучше, как там твое таинственное расследование? Жареного много откопал?
— Не то слово. Вот думал вчера, что ниточку нашел, да сорвалось. Пошел к этой девице, которая гадает, к Крузмарк, а их, оказывается, две. Мне-то, оказывается, не эта нужна, а другая.