Сердце Ангела
Шрифт:
— Какая это другая?
— Там две колдуньи: одна белая, а другая черная. Моя живет в Париже.
— Гарри, друг мой, ты что?
— Близняшки они, понимаешь? Ясновидящие сестры Крузмарк. Одна — Мэгги, другая — Милли.
Уолт потер загривок и нахмурился.
— Похоже, друг мой, тебя водят за нос. У Маргарет Крузмарк нет сестер.
Я чуть было не поперхнулся элем.
— Это точно?
— Сто процентов: я только вчера проверял. У меня их папка весь вечер на столе лежала. От жены у Крузмарка была только одна дочь. Одна.
— Вот идиот, а?!
— Не спорю.
— Она меня как младенца провела, а я и проглотил! А ведь мог бы догадаться: выходило-то у нее слишком уж гладко…
— Погоди, я опять ничего не понимаю.
— Прости. Это так, мысли вслух. Слушай, сколько на твоих? У меня пять минут второго.
— Около того.
Я не стал забирать сдачу.
— Мне пора.
— Ну иди, раз пора, что с тобой делать. — Уолт улыбнулся своей кривой улыбкой.
Когда я вошел в контору, Епифания уже дожидалась меня в приемной. В своей шотландской юбочке и синем кашемировом свитерке она была похожа на студентку.
— Прости, я задержался.
— Не извиняйтесь, это я раньше пришла.
Она отбросила истрепанный спортивный журнальчик и вытянула ноги. От ее присутствия даже подержанное, обитое поддельной кожей кресло, в котором она сидела, выглядело много лучше обычного.
Я открыл дверь в перегородке из пупырчатого стекла.
— Ты что хотела?
— Контора у вас не очень-то.
Прижав к груди мою коллекцию допотопных журналов, она другой подхватила со столика свою сумочку и сложенное пальто.
— Видно, не такой уж вы знаменитый сыщик.
— Предпочитаю не тратиться на обстановку, — отвечал я, пропуская ее вперед. — Мне за работу платят, а не за интерьеры.
Я закрыл дверь и повесил пальто на вешалку.
Епифания подошла к окну с золотыми буквами и выглянула на улицу.
— Кто вам поручил искать Джонни? — спросила она, всматриваясь в свое отражение.
— Это я тебе не могу сказать. Конфиденциальность — часть моей профессии. Садись.
Я взял у нее пальто и повесил его рядом с моим. Епифания тем временем уселась в мягкое кожаное кресло напротив стола. Это был единственный приличный предмет мебели в моей конторе.
— Ну, что у тебя? — спросил я, опускаясь в свое вертящееся кресло.
— Эдисона Свита убили.
— Да, я видел в газете. Только что же ты удивляешься? Ты сама его под монастырь подвела.
Епифания вцепилась в сумочку, лежавшую у нее на коленях.
— Вы что, с ума сошли?
— Может, и сошел, только я не дурак. Одна ты знала, что я говорил с Ножкой. Ты же и заплатила, чтобы ему подсунули лапу с бантиком.
— Вы все не так поняли.
— Да неужели?
— Никому я не платила. Когда вы ушли, я позвонила племяннику, он как раз рядом с «Петухом» живет. Ну и попросила, чтобы он взял куриную лапу и сунул Ножке под крышку рояля. Ножка трепался много. Надо было сделать ему внушение, чтобы лишнего не болтал.
— Хорошо же
— Вы что думаете, если бы я его убила, я к вам вот так просто бы пришла, да?
— Кто знает. Ты у нас девочка способная. Вон что в парке вытворяла, прямо талант.
Епифания вздрогнула и принялась хмуро кусать пальчик. Прямо малолетняя прогульщица пред ясными очами директора. Если она притворялась, то притворялась умело.
— Какое вы имеете право за мной следить? — спросила она, глядя в сторону.
— Какое право? А ты спроси в управлении парков или в Христианском обществе. Они тебе объяснят. Да-а… ну и религия у вас, прямо мороз по коже.
Теперь Епифания смотрела на меня в упор. Глаза ее потемнели от ярости.
— Обеа не нужен распятый бог! Это у вас была Священная война, а не у нас! Это у вас была инквизиция!
— Ну да, правильно. А петух — подумаешь. Все одно ему судьба в суп попасть…
Я закурил и выпустил в потолок облачко дыма.
— Только меня-то не петухи интересуют. Тут уже пианистов убивать начали.
— Вы думаете, меня это не волнует?
Она подалась вперед, и ее остренькие грудки натянули тонкую ткань синего свитера. Сладкая девочка, как говорят в определенных кругах. Смотри, съем ведь.
— А что мне думать? Я не знаю. Сначала ты звонишь, говоришь, что нужно срочно встретиться. Теперь приходишь, и получается, что ты мне одолжение делаешь.
— Может быть, и делаю.
Она откинулась в кресле и положила ногу на ногу. Хм. Красиво.
— Вы приходите, расспрашиваете всех про Джонни, а через день человека убивают. Это же не совпадение!
— А что же?
— А то, что теперь из-за Ножки в газетах все вуду склоняют, только Обеа тут ни при чем. Вообще ни при чем.
— Откуда ты знаешь?
— Вы фотографии видели?
Я кивнул.
— Вы знаете, как они эти каракули называют? Ну, кровь на стене. Якобы это символы вуду?
Еще один кивок.
— Ну так вот: полицейские ваши в вуду ни черта не смыслят! Кто-то хотел, чтобы думали, что это веве. Только это не веве.
— Что такое веве?
— Это магические письмена. Вы — непосвященный, я вам не могу сказать, что они означают, но главное, что эти каракули — такое же веве, как Сайта Клаус — Иисус Христос. Я уже не первый год мамбо, в таких вещах разбираюсь.
Я затушил сигарету в пепельнице с надписью «Клуб "Аист"», оставшейся мне в наследство после одного романа столетней давности.
— Я и не сомневаюсь. То есть эти значки не настоящие?
— Нет, настоящие, только написано неправильно. Не знаю, как вам объяснить… Ну вот как если бы кто-то вместо «пенальти» все время говорил «угловой» — понимаете?
Я развернул газету на третьей странице и ткнул пальцем в змеевидные зигзаги, спирали и ломаные кресты.
— То есть эти значки похожи на символы вуду или веве — не знаю, как вы их там зовете, — но употреблены неправильно, так, что ли?